Книга Страшно жить, мама - Анна Златковская

Фамилия в списках. Я поступила. Широкие коридоры университета обнимали меня, принимали меня, еще месяц, и я буду бежать вдоль этих холодных стен с сумкой на плече, со стопкой толстых конспектов. Вокруг будут новые лица, и, может, теперь я обрету друзей. Ведь молодость, она для всех одинаковая, требовала безумств, любви, объятий и разговоров о будущем.

Неслась домой, чувствуя себя беговой лошадью: быстрее, еще быстрее. Ветер в гриву, скорость в мышцах, я быстрая, я смелая. Позвонила на работу маме. Ответили, что ее нет на месте, она куда-то вышла. Мне хотелось скорее ее обрадовать, не терять этот темп, охватить новообретенную жизнь и подарить ее маме. Кричать громко: «Теперь все будет хорошо? Правда, иначе и быть не должно!»

Вечером мама не вернулась как обычно. Я нервно курила, ждала ее.

На следующий день звонили с работы, спрашивали, куда она пропала. А я не знала. Через три дня в милиции приняли заявление. Тощий милиционер с красным обветренным лицом (тонкий фужер для шампанского) посмотрел на меня угрюмо, хотел что-то сказать, но сдержался. Никто не будет искать мою маму, поняла.

Я бродила по квартире, дрожали руки, дрожали ноги. Я вся была сама дрожь, и унять ее никак не получалось. Лето шумело за окном, то жарким солнцем, что острыми палящими лучами играло на листьях и лицах прохожих, то барабанящей сиреневой грозой, а я замерла в квартире в немом ожидании звука открывающейся двери. Вот она заскрипит, и тихо войдет в прихожую мама. Устало скинет туфли, отряхнет зонт от капель, улыбнется и скажет:

– Надо срочно теплого чаю.

Никто не волновался, кроме меня, нескольких маминых коллег и подруг. Мне казалось, что мама перестала общаться с подругами. После расставания с Владом она заперла свою жизнь, не только прекратив общение, но и выпустив праздное веселье воздушным шаром в облака, тихо попрощавшись. Но они были, ее подруги. Просто я не слышала их телефонных разговоров, от которых мама все больше уставала, рассеянно отмечая, что это ей уже неинтересно.

Подруги звонили несколько раз в неделю, и эти звонки немного спасали меня от одиночества, страха и невыносимой безызвестности. «На что ты живешь, Лика? Деньги есть?» – спросила как-то одна из них. Я сказала, что все хорошо, хотя стипендия уже заканчивалась. Только у меня и мысли не возникло, что мне не на что будет есть. Об этом всегда беспокоилась мама.

В шкатулке, которая стояла в шкафу за книгами русских классиков, лежали деньги. То, что мама откладывала с зарплаты, да кое-какие остатки от продажи квартиры. Мама мечтала купить старый дом за городом. Я всегда считала, что это глупость и нам никогда не накопить нужную сумму. Но мама верила. Я открыла шкатулку. Если нет денег, подумалось мне, значит, мама уехала. Это была безумная мысль, потому что мама никогда бы меня не бросила. Деньги, пара тысяч долларов, лежали на месте.

Хоть не умру с голоду. Стипендия была слишком маленькая, чтобы прокормиться.

Бабушке я позвонила сама. Она сняла трубку и строгим голосом сообщила мне, что улетает с мужем за границу.

– Спешу я. Самолет через три часа. Найдется твоя мать, не переживай. Самое главное я сделала. У тебя есть квартира. Больше не доставай. Прощайте.

Осень. Студенческая жизнь подхватила меня, но тревога не давала окунуться с головой в этот бурлящий поток, когда радостные молодые студенты комкали первые лекции, заглушая их диким хохотом, сальными шутками и постоянным движением. Никому не удавалось усидеть на месте. Словно котята, все постоянно елозили, толкались, желали запрыгнуть на парты, перескочить через ряды и нестись по длинным коридорам навстречу распахнувшей объятия новой жизни. Лишь я выбивалась из общей картины старушечьим спокойствием и плохо скрываемой печалью.

Каждый день после лекций я бежала домой, оставляя позади себя одногруппников, которые, сбиваясь в стаю, летели в небольшой сквер неподалеку от университета. В спину мне доносился звонкий смех.

– Лика! Когда уже с нами? – однажды схватила меня за руку одногруппница. Но я пожала плечами и убежала.

«Странная она какая-то», – слышала я частенько. А я боялась, что, оставшись с ними, я не увижу, как домой вернется мама. Она придет в пустую квартиру, поймет, что я пренебрегла ею, и, постояв немного на пороге, развернется, чтобы уйти навсегда.

Мне хотелось открыться им, объяснить, отчего я столь дикая. Только боялась. Эти слова: «У меня пропала мама», – они звучали так страшно, так мерзко, словно я поставлю точку в решенном деле и приму исчезновение как свершившийся факт, который нельзя будет опровергнуть надеждой.

«Мама, где же ты?» – спрашивала я пустоту. Ответа не было. В милиции пожимали плечами, отводя взгляды на старые офисные столы. Я пыталась понять, куда могла пойти мама, но дороги разбегались в разные стороны. Влад? Нет, это было давно, мама о нем никогда не вспоминала после переезда. Тогда я решила поехать на нашу старую квартиру. Вдруг мама забыла, что у нас новая жизнь, и в беспамятстве ринулась в тот дом, где мы прожили столько лет?

Все та же хмурая девятиэтажка. Во дворе крутились желтые качели с облупившейся краской. Перевернутый мусорный бак и пакеты вокруг. Я вошла в подъезд. Запахи пыли и мочи, алкоголя и краски. Шум лифта, ступени. Фрагменты жизни, этот альбом с фотовоспоминаниями внутри, в голове. Вот наша дверь. Я звоню и не понимаю, как это глупо. Просто на минуту мне показалось, что мама могла сюда прийти, вот так же поддавшись этому странному чувству, этому внезапно настигшему прошлому. Так бывает, когда ты не можешь двигаться дальше, не можешь жить, потому что застрял в альбоме с фотографиями прошлых лет. Дверь распахнулась, и на меня уставился мальчик, измазанный шоколадом.

– Сашка, кто там? – крикнула из кухни женщина и торопливо вышла в прихожую.

– Вам кого? – она держала в руке черпак. Я молчала. Мальчик и его мама смотрели на меня. А я заглянула в комнату и увидела, что обои и мебель другие. Почувствовала другие запахи. Мамы тут не было.