Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 80
— Мне стыдно говорить об этом, но мы вынуждены были промышлять ночным ремеслом, — сказал Эрвин. Его профиль четко вырисовывался на фоне подсвеченных луной белых соцветий, и сейчас он был до такой степени похож на Клауса… — Мы были молоды и сильны, но днем мы могли лишь следить за кораблями, за гонцами, подслушивать разговоры… Но и то — лебедю не так просто спрятаться даже в портовом городе, мы слишком бросались в глаза. Зато ночами нам не было равных…
Он невесело улыбнулся и потянулся за веткой сирени, спрятав в ней лицо.
— Убивать нам тоже приходилось, — услышала я. — Мы прослыли удачливой бандой, и нам хватало на жизнь, даже с лихвой. Я вот стал отличным вором: я ведь был самым младшим, еще ухитрялся пробраться в дома через форточки, а то и дымоходы! Старшие… Старшие промышляли иначе.
Он замолчал, но я уже достаточно прожила среди людей, чтобы понять, что имеет в виду Эрвин.
— Представляешь, среди воров очень мало грамотных, — сказал он. — Нам доставались дорогие заказы — компрометирующие письма, секретные документы… Правда, будь мы голубями, нам было бы проще работать: лебеди все же очень приметные птицы!
Я обошла принца и осторожно коснулась белых перьев.
У русалок нет души. Когда мы умираем, то просто растворяемся в соленой морской воде и так остаемся со своими близкими. Люди же верят в то, что у них есть бессмертные души, которые забирает Создатель и которые смотрят потом на своих близких с небес, а бывает, спускаются к ним, осеняя их такими же белоснежными невесомыми крыльями…
— Михаэль устроил Элизу на время в одном домике неподалеку от города, — продолжил Эрвин. — Старшие думали, как быть, что делать с нею, а Элиза вдруг перестала говорить и принялась, будто одержимая, плести рубахи из крапивы. Андреас позвал колдуна со старого рынка, а тот только взмахнул руками да убежал, хотя до того лет десять не вставал с места и требовал нести его на закорках или везти на тележке, если кому-то нужны были его услуги.
«Это было сильное волшебство», — подумала я.
— Мы понадеялись, что у нас есть шанс, — тихо сказал принц. Лебединое крыло бессильно волочилось по мокрой траве. — А потом Элизу увидел местный правитель — она всего-то вышла в соседнюю лавку за приправами, а он проезжал мимо. Он возжелал ее и забрал в свой дворец, сделал своей женой, и ему было все равно, умеет она говорить или нет! Он даже позволил ей взять с собой рукоделие…
Эрвин остановился под аркой, которую образовали ветви сирени и черемухи, и его темные волосы посеребрила луна.
— Ты, думаю, догадываешься, что при дворе Элизу невзлюбили, — продолжил Эрвин. — Немая красавица неизвестного роду-племени… Знакомо, правда?
Я кивнула.
— Вдобавок — ведьма, — выговорил он. — Она же, не переставая, плела эти рубашки из крапивы! На всех нас… И наконец муж ее не выдержал слухов и сплетен и отдал Элизу на суд народа… Народ же постановил сжечь ее, как ведьму.
Я только отвернулась: он был прав — это так знакомо!
— Она до последнего часа плела и плела эти рубахи. Даже на повозке, которая везла ее к костру, Элиза не оставляла работу… — Эрвин пошевелил крылом. — Мы едва успели, окружили эту проклятую телегу… Знаешь, лебедь — не такая уж слабая птица. Оказывается, я могу ударом крыла сломать нос стражнику! — Он негромко рассмеялся. — Ну а Элиза взялась накидывать на нас эти рубахи, и братья один за другим становились людьми. Только вот ее бросили в темницу прежде, чем она закончила последнюю рубаху, и хоть ей оставили рукоделие, крапивы все равно не хватило. Старшие братья стали людьми, а я…
Эрвин замолчал, и мне показалось, будто я ощущаю и стыд его, и облегчение от того, что он выговорился наконец, пусть даже не близкому человеку, а просто тому, кто мог и хотел выслушать его.
— Знаешь, — произнес он вдруг без тени усмешки, — сперва я считал, что, если бы крыло осталось лебединых размеров, мне было бы легче. Потом передумал: у птиц хрупкие кости, а переломанное бесполезное крыло намного хуже, чем просто бесполезное… Ну и вдобавок я теперь могу обойтись без одеяла, а в жаркие дни — прикрыться от солнца!
Эрвин улыбался, но я видела, как ему больно. Это была не телесная боль, хотя и ее он испытывал вдосталь…
— Элизу признали невинной, сказали, что она не колдунья, а вместо нее сожгли главного наушника, — тихо сказал он наконец. — Она счастливо живет со своим мужем, а Михаэль занял трон нашего отца. Нам с братьями досталось не так уж мало… Куда подевалась Лаура, не знает никто.
«Такие не пропадают бесследно», — подумала я.
— Вот и вся моя история… — негромко произнес Эрвин. — Я думал, это уже конец, но, кажется, ошибался.
«Я останусь с тобой, — сказала я про себя. — Хотя бы ради того, чтобы узнать, почему умер Клаус! Ты поможешь мне отомстить…»
О, горе тем, кто считает русалок нежными морскими девами, способными лишь петь о любви и заманивать моряков в пучину! Я умела делать и это, в ранней юности все так балуются… Но если убийца Клауса попадется мне в руки, клянусь, я разорву его на части, и помощь мне не потребуется!
— Дождь собирается, — сказал Эрвин, подняв голову. — Первая гроза в этом году. Идем в дом?
Я покачала головой и сделала то, что давно хотела: скинула туфли и ступила на прохладную влажную траву босыми ногами. Принц молча наблюдал за мной, а потом, когда порыв ветра бросил в лицо белые лепестки, сказал:
— Похоже на снег, правда? Люблю снег, но до зимы теперь далеко…
Раскат грома раздался совсем близко, и я вздрогнула от неожиданности. Пошел дождь, пока слабый, мелкий, но чувствовалось, что он скоро разойдется и будет поливать до рассвета, а то и сутки напролет.
— Не мокни, снова простынешь, — произнес Эрвин и расправил крыло. — Хотя о чем это я, в зимнем море куда холоднее, чем теперь! Я прав?
Я кивнула. Тогда, зимой, я заболела не столько от холода, сколько от горя. Я всегда считала, что это случается только с людьми, ан поди ж ты, оказалось, мы похожи куда больше, чем можно представить!
С лебединых перьев вода скатывалась, не смачивая их, и на меня попадали только случайные капли. А что ноги намокли — не страшно, это было приятно…
Сам Эрвин вымок до нитки, темные волосы облепили его виски, но он улыбался, подставляя лицо струям дождя.
— Жаль, я не могу жить в бочке с водой, — сказал он вдруг, а я вспомнила: Анна рассказывала мне, что Эрвин всем твердит о пользе закаливания и зимой запросто разгуливает в одной рубашке, а бывает, обтирается снегом. Летом же он пропадает на побережье, купается, бывает, в самый шторм, и никакой холод его не берет!
Должно быть, снег и холодная вода могли хоть немного утишить боль от ожогов… И я понимала теперь, почему Клаус так много времени проводил в молельне — в ней очень холодный каменный пол, и, должно быть, распростершись на нем, Клаус испытывал облегчение. Со стороны же это выглядело молитвенным экстазом и вызывало уважение придворных. Клаус всегда слишком много значения придавал чужому мнению, Эрвин был совсем иным!
Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 80
