– Да, я так ему и передам, – сказала она. – Обязательно передам. Он должен это знать.
13
Своим ножом в форме полумесяца Абархильд сначала мелко нарубила чеснок, затем соскребла его с доски в медную кастрюлю с нарезанным луком-пореем и все перемешала.
– Достань мне из моего сундука маленький стеклянный флакон. Нет, не этот, синий. С желчью.
Она взяла бутылочку из рук Элфрун, вытащила тряпичную пробку, взболтала содержимое и, понюхав, поморщилась.
– Надеюсь, влага сюда не попала. Меня учили, что это средство используют, когда опухают глаза. Мать Гизела была бы потрясена, если бы увидела, что я наношу это на рану. – Она нахмурилась и посмотрела в угол хеддерна, где Видиа беспокойно ворочался и что-то бормотал.
Элфрун кивнула. Ее также тревожило то, что кожа вокруг рваной раны на ребрах егеря была горячей и натянутой. После смерти ее матери Абархильд начала учить ее – показывала, как приготовлять всякие мази, как делать примочки, объясняла, какие симптомы каких действий требуют. За последние два года Элфрун помогла залечить бесчисленное количество ушибов и порезов, но этот случай был самым серьезным из всего, что она видела до сих пор. Поначалу казалось, что раненый выздоравливает, пусть и медленно, но теперь от ран исходил странный запах, и хотя лицо Видиа выглядело неплохо, рана на боку была горячей и из нее постоянно что-то сочилось.
– Не стой без дела. – Абархильд подняла глаза на внучку. – Сходи к Луде – возьми с собой кувшин и попроси у него немного вина.
– Чтобы Видиа выпил?
– Нет, для целебной мази. Ступай, девочка.
Оказавшись за дверью хеддерна, в сумраке главного зала, Элфрун сделала глубокий судорожный вдох. Сбоку стоял стол на козлах, и на нем выстроились кувшины; она схватила ближайший за ручку и вышла из дома под моросящий дождик – летний день был хмурым. Когда она обошла складские помещения и кухню, ноги ее сами собой пошли медленнее, несмотря на распоряжение бабушки поторапливаться.
От Луды всегда лучше держаться подальше.
Но ни в кухне, ни на малом дворе никто не работал; за исключением нескольких кур, рывшихся в грязи, тут вообще не было никаких признаков жизни. Элфрун знала, что нужно спросить разрешения, но Абархильд сказала, чтобы она поторопилась. Жизнь Видиа, конечно, важнее, разве не так? Пожав плечами исключительно для самой себя, она нырнула в крытую соломой пристройку, где хранились напитки, и повернула кран бочки. Немного вина – это, вообще, сколько? Она следила за тонкой струйкой желтоватой жидкости, пока в кувшин не набежало примерно с четверть пинты, а затем потянулась к крану, чтобы перекрыть его.
– Опять воруем вино?
Элфрун вздрогнула и полуобернулась, расплескав вино. Прямо у нее за спиной стоял Луда, скрестив руки на груди; на его морщинистом одутловатом лице застыло угрожающее выражение. Она не слышала, как он подошел.
– Я должен буду рассказать об этом твоему отцу.
Его гнусавый голос звучал серьезно, в глазах читалось осуждение, но ей почему-то было ясно, что он получает удовольствие от ее замешательства. Она всегда ловила себя на том, что ей тяжело смотреть на него: его глаза были глубоко посажены и близко расположены, что придавало его взгляду какую-то непонятную силу, и это вселяло тревогу. На его седых засаленных волосах висели капельки дождя.
– Что вы имели в виду, говоря «опять»? Я никогда в жизни не воровала вино. Да и это для моей бабушки!
– Ну конечно! – Он насмешливо зацокал языком. – Закрути кран.
Она даже не заметила, что вино все это время продолжало потихоньку вытекать на земляной пол; покраснев, она повернула кран.
– Ну почему вы всегда предполагаете самое плохое? Моя бабушка попросила меня принести немного вина для лекарства, которое она готовит для Видиа. Тут не было никого, у кого можно было бы спросить разрешения, поэтому я просто взяла то, что ей необходимо. – Она шагнула вперед и протянула ему кувшин. – Сами посмотрите! Там совсем чуть-чуть.
Он заглянул в кувшин и пренебрежительно фыркнул:
– Только потому, что я поймал тебя за этим занятием.
– Нет!
– Мы сейчас пойдем с тобой к твоей бабушке и послушаем, что она нам скажет. – Он схватил ее за руку ниже плеча, и она, попробовав вырваться, порадовалась, что в кувшине вина мало и оно не разлилось при этом.
– Хорошо, пойдем. И тогда вы сами убедитесь, что я говорю правду. – Она попробовала проскользнуть мимо него, чтобы первой обойти кухню с глинобитными стенами и вновь очутиться на большом дворе, но он держал ее очень крепко. Ей было стыдно, что ее ведут силой, и оставалось лишь надеяться, что во дворе по-прежнему никого нет.
Вдруг за спиной раздалось бряцанье сбруи и скрип кожи; они оба обернулись, и хватка Луды ослабла. В воротах показалась незнакомая лошадь серовато-коричневой масти, однако всадника Элфрун не сразу, но узнала. Это был один из дружинников короля, она видела его раньше, на весеннем сборе. Луда отпустил ее руку и сделал шаг вперед, одернув тунику пониже, чтобы спрятать свою хромую ногу.
Пока они возбужденно приветствовали друг друга, Элфрун проскользнула в дом, удостоившись одобрительного кивка своей бабушки.
– Там человек приехал, – сказала Элфрун. – Думаю, из Гудманхэма. – Она все еще была взволнована. – Или где сейчас находится королевский двор? По-моему, отец говорил, что в Гудманхэме.
– Один из людей Осберта?
Элфрун кивнула. Абархильд скривилась.
– Которому что-то нужно от твоего отца, можешь в этом не сомневаться.
– У него неплохой конь, но не такой хороший, как Хафок. – Хотя, сказать по правде, было вообще очень мало лошадей, которые могли бы сравниться с конем Радмера. – Впрочем, масть у него странная. Чуть ли не желтая.
Однако Абархильд лошади не интересовали.
– Подай мне вон ту миску. Медную. Нет, глупая девчонка, не эту, а с луком и чесноком. – Она налила туда вина, а затем накрыла миску куском грубого холста, на концах которого для веса болтались небольшие глиняные шарики. – Теперь это должно настояться.
Элфрун взглянула в сторону двери.
– Луда решил, что я воровала вино. – Она потерла руку, за которую он ее схватил. – Он злился даже после того, как я ему все объяснила. Я думала, что он меня ударит.
Абархильд долго молчала, а затем сказала:
– Луда – старый и заслуживающий доверия слуга твоего отца. Возможно, он все еще считает тебя ребенком. И это более чем вероятно, учитывая, что иногда ты себя ведешь по-детски. – Она подняла руку, пресекая возражения. – Не перебивай меня, пожалуйста, дай сказать. Но ты уже не ребенок, и мы должны сделать так, чтобы люди это понимали. – Она шумно вдохнула, и Элфрун вся сжалась.
Но в этот момент в дверях кладовой появился Радмер, заслонив собой свет.
