Кроме создания алиби для неверных супругов, им приходилось сочинять легенды и для начальства, коллег по работе, преподавателей и профессоров институтов, и даже для участковых терапевтов, если клиент вдруг просрочил больничный лист и не явился на прием в означенный день.
Супруга Егорова Юрия Николаевича выбрала из ассортимента «Агенересса» услугу по пресечению внебрачной связи. Суть сей услуги состояла в том, что агентство бралось опорочить в глазах неверных супругов их возлюбленных до такой степени, чтобы связь распалась. Услуга была дорогая, потому что требовала, во-первых, проведения сыскных мероприятий по установлению былых и настоящих связей и контактов, а во-вторых, требовала привлечения профессиональных актеров.
Сашка Лукашин как раз и сломался на этой услуге. Агентство пресекло, согласно прейскуранту, связь одного из преподавателей Питерского университета с собственной студенткой, после чего вышеозначенная студентка бросилась в Неву прямо с Дворцового моста. Девушку спасли, но препод к ней не вернулся по причине ее склонности к истерии и суициду. Таким образом, семья питерского преподавателя была спасена, но «Агенересс» лишился своего основателя и талантливейшего манипулятора обстоятельствами и людьми Александра Лукашина, который заявил в своем прощальном слове: «Поманипулировал – и хорош!»
Как уже говорилось ранее, Полину никакие угрызения совести не мучили. Судя по тому, что этот препод ни разу не навестил несчастную девушку в больнице, рано или поздно он ее все равно бросил бы, и она оказалась бы в водах Невы без всякой помощи со стороны агентства «Агенересс». А поскольку без вмешательства агентства их связь растянулась бы во времени на более продолжительный срок, вполне возможен был нервный срыв с непредсказуемым исходом у жены загулявшего преподавателя, и вместо одной попытки суицида могло быть целых две. Отпустив вдруг засовестившегося Сашку на «все четыре», Полина Хижняк сама встала у руля «Агенересса», но род своей деятельности особенно не афишировала. Игорь Маретин, например, считал, что она держит банальное брачное агентство, и об истинных масштабах подоплек проводимых ею мероприятий даже не догадывался. Название агентства считал плодом необузданной фантазии Полины и в качестве юмора называл брачные узы «петлей Агенересса».
Конечно, Полине и в голову не могло прийти, что когда-нибудь придется обратиться к услугам собственного агентства и с нетерпением ждать результатов его деятельности. Она с трудом удерживала себя от того, чтобы сделать выговор своим сотрудникам за промедление, леность и нерасторопность. Конечно же, они делают все возможное.
* * *
– Зачем ты пришла? – с недовольной гримасой спросил бывшую жену Юрий Николаевич, стоя в дверях квартиры и не позволяя ей войти.
– Юра! Я не хочу разговаривать на лестнице! – выпалила Лариса.
Егоров, все так же морщась, посторонился.
Лариса без спешки сняла куртку, расчесала пышную челку над высоким снежно-белым лбом, подправила ноготком безупречную линию помады под нижней губой и принялась носовым платком вытирать якобы размазавшиеся стрелки на веках.
– Лариса! Я, кажется, уже спросил тебя: зачем ты пришла? – опять обратился к ней Егоров, повысив голос сразу на десяток децибел.
– Не кричи, – глядя на него в зеркало, сказала она, потом грациозно развернулась и одарила его широкой улыбкой.
Улыбка не произвела на бывшего мужа того магического действия, которое производила когда-то. Он сложил руки на груди и уставился на Ларису с выражением терпеливой брезгливости.
– Не смотри на меня так, – сказала она, перестав улыбаться. – Я не хуже других, как ты теперь убедился…
– Да-а-а… все вы одним мирром мазаны, хотя… – Егоров уронил руки вдоль тела и в недоумении уставился на Ларису: – А, собственно, откуда ты знаешь, что я в чем-то убедился?
Она смутилась, но постаралась ему это не демонстрировать.
– Евстолия сказала, что ты уже больше не живешь с… той женщиной, – объяснила Лариса. – Вот я и подумала, что она оказалась ничем не лучше меня…
– Мама вечно лезет не в свое дело!
– Твои дела – ее дела, ты же знаешь.
Егоров нервно взъерошил волосы и опять повысил голос:
– Неужели мне еще раз спрашивать, зачем ты пришла?!
– А неужели тебе не понятно, Юрочка? – бросилась к нему Лариса. – Я люблю тебя и хочу, чтобы все было как раньше.
Он хотел что-то возразить, но бывшая жена закрыла ему рот душистой рукой и горячо продолжила:
– По сути дела, мы оба сходили налево и оба неудачно… оба ошиблись, а у нас сын!
– Ты шантажируешь меня Илюшкой, – отозвался Егоров, убрав от своего лица ее руку.
Лариса почувствовала, что упоминание о сыне поубавило у Юры раздражения, и решила разрабатывать эту тему дальше:
– Он скучает по тебе, Юра. И ты скучаешь… Я же знаю. Илюшка будет счастлив, если ты вернешься!
– Я не вернусь! – бросил ей Егоров и сел на диван, опять скрестив на груди руки и словно отгородившись ими от Ларисы.
– Но почему?!!!
– Потому что, когда я на тебя смотрю, мне каждый раз видится этот твой… со спущенными штанами… посреди нашего коридора…
– Юра… Ну сколько можно? Я виновата… знаю…. и уже сто раз просила меня простить… тем более теперь это вполне можно сделать…
– Что значит «тем более теперь»?
– Ну, теперь, когда тебе тоже приходилось, извини, спускать штаны… перед другой женщиной…
– Лариса!!!
– А что такого?! Я называю вещи своими именами, как и ты, между прочим!!!
– Я не позволю, чтобы… – Егоров так побагровел, что Лариса испугалась, как бы у него не хлынула носом кровь, как иногда бывало.
Она хотела в очередной раз покаянно попросить прощения, но вздрогнула от телефонного звонка. Егоров схватил трубку.
– Да, мама, конечно же, это я! – крикнул он. – И вовсе я не кричу! Нет! Не кричу! Это мы тут с Ларисой… как всегда… ссоримся… Да… Хорошо… Хорошо, говорю! Ты сама-то не кричи! Сейчас приеду! Ладно, приедем…
Юрий положил трубку и уже не раздраженным, а встревоженным голосом сказал:
– У мамы что-то случилось, и она требует, чтобы мы немедленно приехали.
– Мы?
– Да, мы с тобой.
– Зачем?
– Не знаю. Сказала, что все объяснит при встрече.
Дверь Егорову и Ларисе открыла заплаканная Анечка.
– Да что случилось-то? – спросила уже не на шутку обеспокоенная Лариса.
Анечка махнула рукой и, ничего не ответив, пошла в спальню к Евстолии.
– Мама! В чем дело? – выкрикнул Егоров и, не раздеваясь, бросился вслед за Анечкой.
– Сядь, Юра, – сказала Евстолия. Она изо всех сил старалась сохранить самообладание, но все видели, что это дается ей с трудом. Многочисленные морщины ее лица находились в непрестанном движении, сходились под разными углами, расходились, и казалось, что старая женщина корчит отвратительные, постоянно сменяющиеся рожи.
