Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 49
Это жесткое «ты» заставляет меня вздрогнуть. Не то чтобы оно как-то задевает меня, нет, — просто оно так резко контрастирует с ее образом, что на секунду мне кажется, будто вместо великосветской львицы передо мной стоит обычная тетка, тыкающая малознакомой девочке. Вблизи ее взгляд кажется еще более высокомерным и презрительным. Наверное, я придираюсь… Она тоже оценивает меня.
— Все хорошо, — дежурно отвечаю я.
— Ты была сегодня просто неотразима! — говорит она.
Что означает это выражение лица, это восхищение моими несуществующими успехами? Я смотрю, как она держит сумочку, которая стоит чуть меньше нашей квартиры, как нервно растопырены ее ухоженные пальцы, — и пытаюсь понять, может ли он ее любить… Интересно, как они делают это, как шепчут друг другу слова любви, как выглядят, когда вместе просыпаются…
— Спасибо. А вы тут как оказались? — спрашиваю я, решив, что ее «ты» дает мне право на любопытство.
О, если бы знала — я не задавала бы подобных вопросов. С великодушным видом спустя пару секунд она продолжает:
— Я продюсер фильма.
— Мужа у меня давно нет, он умер, — говорит она с напускной грустью. — Он был известным врачом, владельцем сети клиник, и занимался благотворительностью.
— Понятно.
— Я вот что думаю… — Ирина подходит ко мне еще ближе и окидывает с ног до головы пристальным взглядом. — Может, нам сделать из вас с Марком пару…
— То есть? — первые пару секунд я действительно не понимаю, что за ерунду она несет.
— Вы будете хорошо смотреться вместе, и это поможет продвижению фильма, — поясняет она. — Впрочем, это не коридорный разговор. Надо подумать.
По дороге домой я думаю о том, как нагло обманываю окружающих. Моя кажущаяся покорность убеждает их, что я сыграю свою роль на ура — буду вращаться среди нужных людей, говорить правильные слова и безропотно делать все, что потребует от меня слава. Но уже сейчас, когда съемки фильма в разгаре, а до его выхода — еще немало времени, мои честолюбивые планы вышли за рамки приличия…
Глава пятая
Час спустя я иду по набережной и все еще думаю о том, что падаю слишком стремительно. Я уже совсем не уверена, что моя ложь неочевидна. Да, мне не пришлось говорить неправду — я просто преподнесла все в той обертке, которую давным-давно придумали за меня. Однако бог с ней, с ложью, облеченной в слова… Что делать с ощущением собственной никчемности от того, что я вру даже себе?
В кармане вибрирует телефон. Я с трудом достаю его замерзшими руками, вижу на экране неизвестный номер. Неужели!
— И как тебе сейчас, стыдно?
— Простите, что? — не знаю, почему, но я вновь говорю с ним на «вы».
— Иногда ложь вроде бы и не выглядит ложью, правда? — говорит он вкрадчиво.
Есть вещи, которые я никогда не была готова с кем-либо обсуждать, — это мои личные качества и мотивы моих поступков. Даже самой себе еще пару минут назад я запрещала размышлять об этом, и вот — он озвучивает мысли, с которыми я беспощадно борюсь. От удивления не могу произнести ни слова…
— Правда ведь?
— Кто ты? Моя совесть, да? С чего ты взял, что вообще можешь мне звонить и уж тем более говорить подобное! — только договорив, я отмечаю, что вновь перешла на «ты» и повысила голос, еще чуть-чуть, и мой тон приблизится к ультразвуку. — Не звони мне больше. Ни в качестве принца, ни в каком-нибудь другом. Не звони.
Выключив телефон, я поднимаю с дороги камень и бросаю его на лед замерзшей реки. Только что он был у меня в руках, и вот его нет. Только что моя совесть разговаривала со мной, и вот вновь тишина. Прежде я никогда не испытывала ничего подобного: только что кто-то затронул чувствительную струнку глубоко внутри меня, куда я никого не пускала.
Я кладу телефон в сумку и резко прибавляю шагу: иду быстро-быстро, стараясь не думать о произошедшем. Так я убегаю от совести. Завтра я буду жить иначе и сделаю все, чтобы оправдать свою ложь, — стану лучшей на свете Джульеттой, лучше всех сыграю любовь. Всеобщие усилия, скандалы, пиар — ничего не пройдет даром. Я буду лучшей, меня ждет успех, а пока — я еще прибавляю шагу. И бегу, бегу…
* * *
Я просыпаюсь, когда уже темно. Димка стучит чем-то за стенкой. На столе вибрирует телефон: звонит Маринка. Неугомонная.
— Ну, ты чего? Дрыхнешь, что ли? Я уже стою под окном, еле припарковалась. Подниматься не буду, жду здесь!
— Эээ… разве мы о чем-то договаривались?
Монотонные гудки не дают мне продолжить. Нет ничего удивительного в том, что мои желания и нежелания все еще принадлежат подруге, — с этим я давно смирилась. Однако сейчас обида переполняет меня потому, что после всей этой истории с Димкой Маринка будто вычеркнула его из своей жизни. Он стучит за стеной, влюбленный и одинокий; и мне досадно, не столько за него, сколько за себя, — что я не могу ей об этом ничего сказать. Меня тошнит от собственного двуличия…
Она встречает меня у подъезда. Улыбается, как светская львица, ждущая аплодисментов. Я хочу передать ей привет от Димки, а от себя добавить, что она слишком жестока. Открываю рот, но Маринка опережает меня, и я тотчас утопаю в ее словесном потоке: она говорит без умолку и явно не собирается думать ни о чем, кроме клуба.
— Едем! — моя беспечная подружка стремительно садится в машину.
— Куда? — говорю я, плюхаясь рядом.
— Туда!
Вот такое боевое начало… однако уже через пару минут в автомобиле царит тишина. Маринка словно почувствовала, что нам нужна передышка. Я вздыхаю с облегчением, и на какое-то время мне становится комфортно… Отдохнув от Маринкиных эмоций и ее бешеного темпа, я спрашиваю:
— Мы одни едем?
— Как видишь, — Маринка становится в позу.
Демонстративно оглядываюсь на заднее сиденье, словно на самом деле хочу там кого-то увидеть. Зачем я это делаю? Сама не знаю. Теперь мне недостаточно просто отвечать на вопросы. Прежде чем удостоить кого-то ответом, я должна покривляться, например, как сейчас, — сделать вид, что я чего-то не поняла…
— Да вроде, кроме нас, никого, — ерничаю я.
— Если ты на Кирилла намекала, то нет, его с нами не будет.
— Поругались?
— Не то чтобы поругались… Просто, знаешь, мутный он какой-то. Говорит одно, думает другое, делает третье. На ток-шоу этом явно переиграл, только все испортил нам.
Наверное, Маринка права насчет Кирилла. Хорошо еще, что она не знает о той худой девице, курящей, как паровоз. При всей своей внешней самоуверенности на самом деле она очень ранима. Но — удивительная штука — Маринка обвиняет своего парня в том, в чем сама является чемпионом. Из всех моих знакомых она — лучшая в искусстве притворяться. Может быть доброй, щедрой, заботливой, когда это выгодно, но не может быть терпеливой к чужим недостаткам…
Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 49
