— Имя! — потребовал Гуров.
— Девяткина Алевтина Васильевна. Ей где-то от двадцати пяти до тридцати, видная дамочка, — ответил Геннадий. — Если разрешите, мы за ней понаблюдаем.
— Последите, хуже не будет, — согласился Гуров.
— Лева! — предостерегающе произнес Крячко.
— Я же сказал, хуже не будет. Если преступник действительно познакомился с ней, чтобы тайком попасть в поселок, то его сейчас уже и след простыл. Он же свое дело сделал. Клиент, судя по всему, не дурак, значит, не сам с ней порвал, а ее спровоцировал на разрыв отношений. Теперь она о нем без омерзения не вспоминает. Мужчину к ней подводить нельзя. Она ему о бывшем любовнике ничего не скажет. А вот с женщиной страдалица охотно поговорит о том, что все мужики — козлы. Женщину к ней надо запускать.
— Найдем такую, — уверенно заявил Смирнов.
— Гена, это ее круга женщина должна быть, — остудил его пыл Лев Иванович. — С которой она сможет обсудить то, что ее интересует: шмотки, сплетни, диеты и прочую ерунду. Маникюрши, педикюрши и парикмахерши отпадают. Они у нее давно уже свои. Можно попробовать через фитнес-центр. Она туда наверняка ездит, сейчас это модно.
— А почему именно женщина? — подумав, спросил Геннадий. — Рассудите сами. Аля — баба замужняя. Если ее поймают на горячем, вылетит с голым задом, обгоняя собственный визг. Тихариться будет изо всех сил. Если сумела мужика из семьи увести, значит, не дура, то есть цену женской дружбе знает. Будет она крутить роман на стороне с мужиком, с которым ее подруга познакомила? Нет! Потому что та же подруга ее заложит с превеликим удовольствием. Знакомиться на улице или в ресторане? Вряд ли. Что остается? Фитнес-центр! Там есть возможность к мужику приглядеться, да и свой товар лицом показать. Как только мы выясним, в какой фитнес-центр она ходит, запустим туда кое-кого и будем иметь полную информацию: кто, где, с кем, когда и как.
— До чего же циничная молодежь пошла! — пожаловался Гуров Стасу. — Но не лишено логики. Согласен. Действуйте. Только не напортачьте!
Геннадий посмотрел на него глазами несправедливо обиженного ребенка.
— Сейчас я тебя по головке поглажу и конфетку дам, только не плачь, — иронично проговорил Лев Иванович. — Пошли дальше. Что это за список машин?
— Это те, которые выезжали и въезжали в тот день и на следующий. Время указано, — объяснил мужик.
— Не знаю, что нам это сейчас может дать, но на всякий случай пусть будет. Список пациентов подготовил? Ты же по поводу него пошел к Щербакову советоваться? — спросил сыщик.
— Да, и Владимир Николаевич сказал, чтобы я был предельно откровенным, потому что от этого жизнь Ильи Павловича зависит, — подтвердил Смирнов и достал из внутреннего кармана пиджака два листка.
— Всего? — удивился Гуров. — Я думал, будет намного больше.
— Илье Павловичу трудно сейчас много больных брать, — объяснил Геннадий. — У него же работа — не укол поставить. Он же с пациентом часами разговаривает, чтобы до первопричины проблемы доискаться.
— Давай с самого начала, — предложил Гуров.
Смирнов начал рассказывать. Больные были самые разные. Мальчик страдал недержанием, девочка заикалась, чья-то теща впала в глубочайший маразм. Наркоманы, пьяницы, девушка-нимфоманка, люди, хотевшие бросить курить. Были и психологические травмы. Одна женщина нечаянно сбила машиной собаку и с тех пор боялась сесть за руль. Парня бросила невеста, и он пытался покончить с собой. Девчонка от несчастной любви решила руки на себя наложить. Фигурировал в этом списке и сын Петрова, страдающий игроманией.
Случаи, в общем-то, рядовые, ничего особенного. Фамилии некоторых пациентов вызывали уважение, а других — отвращение. Уж слишком неприглядное прошлое было у этих персонажей.
Одним словом, список пациентов не оправдал тех надежд, которые возлагал на него Гуров.
— Павел прилетел? — спросил он.
— Еще ночью. Я его встретил и на городскую квартиру отвез. Утром он к отцу в госпиталь поехал, а я — сюда, к Владимиру Николаевичу, — ответил Смирнов.
— Я же просил его немедленно со мной связаться, — укоризненно сказал Лев Иванович.
— А вы сами в такой ситуации куда бы сначала поехали? — спросил мужик, и Гурову нечего было ответить. — Да вы не волнуйтесь! Я его спросил, не говорила ли Ирина Дмитриевна что-нибудь, когда узнала, что с ее мужем случилось.
— Ну?.. — Сыщики даже подались к нему. — Говори! Не тяни!
— Она сказала: «Он ради них свою душу в клочья рвал, а они ему вот чем отплатили». Но…
— Подожди! — цыкнул на него Крячко. — Лева, она могла иметь в виду как сразу всех пациентов мужа, так и каких-то конкретных из них.
— Это не суть! — отмахнулся Гуров. — Важно то, что она знает, в чем дело. О чем-то ей муж сказал. Как иначе он уговорил бы ее уехать с детьми, причем так срочно?
— Дайте договорить! — возмутился Геннадий. — Дело в том, что Пашка живет в Сан-Франциско, он программист. А Ленка — в Нью-Йорке, она врач. Кондрашов позвонил Пашке, а уже тот — сестре, потому что Ирина Дмитриевна сейчас у нее. Так что о том, что она сказала, Пашка знает только со слов сестры. Когда Ирина Дмитриевна услышала, что случилось с Ильей Павловичем, ей стало плохо с сердцем. Предынфарктное состояние. Она сейчас в госпитале, где Ленка работает. Пашка сначала прилетел в Нью-Йорк, а уже оттуда — в Москву. Но у него времени не было, чтобы с Ленкой и матерью увидеться. Он с ними только по телефону поговорил.
— А вот ты сейчас сам ему позвонишь и скажешь, чтобы он мухой мчался сюда, — приказал Гуров. — Пусть звонит сестре…
— А смысл? — перебил его Геннадий. — Ленке я и сам могу позвонить, но между Москвой и Нью-Йорком разница во времени — минус девять часов. Там сейчас даже не раннее утро. Разбудим мы ее, что дальше? Ирина Дмитриевна в госпитале. Надо дождаться хотя бы их девяти часов, когда Ленка на работу приедет, чтобы можно было и с ней, и с ее матерью поговорить.
— Нет ничего хуже, чем ждать и догонять, а ведь придется, — пробормотал Гуров. — Ладно. Пошли дальше. Гена, я ни за что не поверю, что у Осипова не было органайзера. Куда-то же он записывал адреса и имена пациентов.
— А вот не было. У него в кабинете на письменном столе рядом с телефоном лежал блок бумаги, вот как у вас. — Смирнов показал на желтый кубик на столе у Крячко. — Он записывал на листок все данные и прилеплял его к картинке на календаре, висевшем на стене. Когда надо было ехать, Илья Павлович отрывал листок и брал его с собой, а потом выбрасывал, потому что мне два раза повторять не надо.
— Да уж! Осипов действительно оберегал своих пациентов от любой огласки, а вот кто-то из них… — Крячко горестно помотал головой.
— Лев Иванович, я по поводу тех двух букв. Ни у кого из жителей поселка имя или фамилия с них не начинается, — уверенно сказал Геннадий.
— Каких двух букв? — встрепенулся Стас.
