Айк много думал о том парне и к чему тот затеял это дело. Выкладки Престона казались ему не слишком убедительными.
— Ну не знаю, — выговорил он, — не предполагал же парень, что…
— Погоди, старина, не спеши, — перебил его Престон. Он снова заторопился, словно этот разговор его сильно угнетал. — Ты не улавливаешь. Я говорю не о том, что случилось. Откуда, черт побери, мне знать, что там произошло? Я только хочу сказать, что история эта какая-то подозрительная. Время обозначено неверно. Я это к тому, что не надо верить всему, что тебе впаривают, иначе люди смогут вертеть тобой как захотят. Усек? А тем более в этом городе. — Он ткнул пальцем куда-то на юг, в направлении Хантингтон-Бич. — Каждый ищет свою выгоду и не задумывается о средствах. Если байка того парня — все, что у тебя есть, то это немного.
— А вдруг была и другая поездка? Может, парень и не врал.
— Ладно, предположим, не врал. Но мне не нравится кое-что еще. Тогда, в своей комнате, ты сказал, что собираешься только находиться поблизости, найти Хаунда Адамса и попробовать что-нибудь у него узнать. Не обижайся, храбрец, но это чушь собачья. Как я понимаю, есть два варианта. Либо твоя сестра просто переехала, а это очень может быть, либо случилось что-то плохое. Предположим плохое — она умерла. Ты об этом узнал, и что потом? Тебе надо будет иметь очень серьезные доказательства, чтобы привлечь к этому делу копов, и черта с два ты их получишь. Не хочу лишний раз наводить на тебя страх, но если она и впрямь уехала в Мексику с этими парнями… — он помедлил и потер щеку большим пальцем, — то она, возможно, мертва и похоронена посреди пустыни. Никто никогда об этом не узнает. Теперь ты понимаешь, к чему я. Ты можешь болтаться в Хантингтоне, можешь даже что-то услышать, но пока не найдешь ее саму, ничего не узнаешь. Ты наслушаешься баек, сплетен — и у тебя не будет ничего, с чем можно было бы прийти к копам. Кстати, у Хаунда Адамса есть влиятельные друзья с большими деньгами — такими большими, что могут заткнуть глотку кому угодно.
Престон снова помолчал и поерзал. Айк увидел грязное пятно в том месте, где он тер пальцем лицо.
— Дело в том, — продолжал он, — что если случилось самое худшее, ты, возможно, никогда об этом не узнаешь. А если даже и узнаешь, то вряд ли сможешь что-нибудь сделать. Да, конечно, кое-что ты можешь. Например, спрятаться ночью где-нибудь на крыше и пробить Хаунду Адамсу башку кирпичом. Возможно даже, тебе за это не будет ничего, кроме срока в тюряге. — Престон помедлил и посмотрел на Айка поверх костра. — Я был в тюряге, тебе бы там не понравилось.
Айк молчал. Престон поднял с земли какую-то палку и принялся тыкать ею в костер.
— Есть еще кое-что, — проговорил он, — просто на случай, если ты сам об этом не подумал, после чего я заткнусь. Ты говорил, что твоя сестра убежала. А с чего ты взял, что она хочет, чтобы ее искали? Пустое дело, как ни крути. Может, она живет себе поживает и думать о тебе не думает, а может, умерла, и ты ни черта с этим поделать не можешь. В общем, полный облом, как ни крути. Да и потом, если твоя сестра не в Хантингтоне, то какого черта ты здесь торчишь? Хантингтон — тот еще отстойник. Если пробыть в этом городишке достаточно долго, то запросто можно потонуть.
— Ты ведь понимаешь, зачем я все это говорю? Не потому, что хочу учить тебя жизни, а чтобы прояснить кое-что. — Престон сумел-таки поджечь конец палки и принялся играться — все ближе подносил руку к огню и ждал, сколько выдержит.
— Послушай, — сказал он, помучив так свою ладонь несколько секунд, — самое умное, что ты можешь сделать, — убраться отсюда ко всем чертям. За Чморриса можешь не волноваться. Черт, мне вообще не стоило просить за тебя. Здорово я, должно быть, тогда надрался. — Он сделал паузу и пожал плечами. — Ну, я никуда не уеду. Можешь связываться со мной. Если что выясню, дам тебе знать. Как, ты говоришь, ее зовут?
— Эллен.
— Эллен, — повторил Престон и бросил в костер обгоревшую палку.
Айк лежал на спине с закрытыми глазами и чувствовал, что имя его сестры все еще здесь, трепещет между лепестками пламени. Что стояло за словами Престона? Ведь он сам сказал, что каждый ищет свою выгоду. Какая же выгода у него? С чего он так заинтересовался Айком, привез его сюда? Неужели все так просто, как он говорит? Айк оказал ему услугу; и он хочет отблагодарить его или просто пытается увезти подальше от Хантингтона и отвлечь от сомнительного предприятия? Хотелось бы в это верить.
Но для Айка дело обстояло по-другому, даже если то, что говорит Престон, — чистая правда. Он был в долгу у Эллен. Очень долго у него не было никого, кроме нее. А когда сестра нуждалась в нем, он не сумел ей помочь, позволив тогда, в солончаках, какой-то своей внутренней потребности встать между ними. Нет, он не имеет права так легко сдаться. Может, потому они поехал ее искать, что был в долгу перед ней, а вовсе не по той причине, которую подозревала их старая бабка, и даже не потому, что Эллен — его сестра. Айк не мог придумать, как объяснить это Престону. Он знал, что подвел Эллен, знал, что виноват, но это касалась только его.
Айк лежал некоторое время, не произнося ни слова. Он снова вспомнил Престона, разговаривающего со светловолосым серфером в переулке. Но ведь Престон сказал, что думает по этому поводу. Она либо куда-то уехала, либо умерла. В любом случае Айк вряд ли может что-то сделать. Все это, конечно, он и сам тысячу раз передумал. Но сейчас ему было особенно тягостно, может быть, потому, что его опасения впервые открыто высказал вслух кто-то другой. Айк закрыл глаза и попытался вернуться мыслями на пляж, вспоминая волны, их глянцевитые гребни и то чувство товарищества, что зародилось в этот день между ним и Престоном. Он повернул голову и увидел, что Престон так и сидит у почти потухшего костра. Красноватое зарево дрожало на его татуированных руках и склоненном к уголькам лице. Престон не был похож на байкеров, заходивших в магазин Джерри. Да, он был способен на неистовство и буйство — таким Айк видел его в день их знакомства, — но было в нем нечто, не вязавшееся с прочим антуражем. Айку вдруг захотелось спросить его еще об одном.
— Почему ты бросил? Почему сам не едешь во все те места, о которых мне рассказываешь? Ты все еще можешь.
Престон, казалось, на миг задумался.
— Наверное, потому, что надо хотеть, чтобы что-то было так, как ты хочешь, — ответил он, — а если так, как ты хочешь, быть не может, то и хотеть бесполезно.
Айк собирался спросить, что же изменилось, но не стал. Он решил, что это не та тема, которую можно обсуждать, а что-то очень личное — такое же, как его вина.
— Просто все стало другим, — продолжал Престон и потыкал в угли новой палкой. — Слишком много у меня хороших воспоминаний, слишком много я видел хороших волн.
Айк видел, как он, ссутулившись, ворошит золу, и почему-то ему не верилось, что Престон сейчас вспоминает хорошие времена. Скорее он был похож на человека, который утратил нечто важное и не знает, как вернуть это обратно. Может быть, он просто устал, но Айку показалось, что дело в другом. А потом до него вдруг дошло, почему эти глаза не вязались с остальным обликом: в них было отчаяние, словно Престон чего-то боялся. Именно в этом и была нестыковка. В глазах жил страх, это точно. А может, нет? Возможно, у него чересчур разгулялось воображение? Но Айк все же решил, что прав, и внезапно подумал, что сказал бы Престон, поделись он с ним тем испытанным однажды чувством, когда казалось, что тишина растет и становится невыносимой, словно сама земля готовится разразиться криком. Он не стал рассказывать Престону об этом, да и вряд ли сумел бы выразить то чувство словами. Все же ему показалось, что байкер не стал бы смеяться над ним, как смеялась Эллен. Ему вдруг пришла в голову безумная мысль, что Престону знакомо подобное чувство. Айк закрыл глаза и увидел бесчисленные гряды волн, надвигавшиеся на него с горизонта, и скоро эти волны убаюкали его.
