– Рад, что на тебя не напала стая папарацци.
– Слава богу, сейчас не сезон. Местным жителям неохота прерывать свой отдых, даже чтобы взглянуть в мою сторону, не говоря уже о том, чтобы натравить на меня репортеров.
– Слава богу, здешние люди слишком пресыщены, чтобы жаждать скандала.
– Это точно, – рассмеялась Рэйчел.
Это был странный момент. Словно они вновь оказались в Греции, где страсть связала их воедино. Прошло время, изменился пейзаж. Алекс уже не думал о мести, а у нее на пальце не было кольца. Но искра, вспыхнувшая тогда, не угасла. Несмотря на ребенка и на все, что с тех пор случилось в их жизни.
Она знала, что Алекс тоже это чувствует. Она видела это в его порочных голубых глазах. Он думал о том грешном и чудесном, чем они занимались вместе в ту ночь. Почему-то она была уверена в этом. Она чувствовала, что их что-то связывает друг с другом. Она не могла объяснить эту связь, которой она совсем не хотела.
– Поужинаем? – Его голос показался Рэйчел эхом из прошлого.
– Да. – Слово само собой сорвалось с ее губ. Реакция тела опередила мысль.
«Это только ужин, потаскушка. Ужин, и все. Успокойся».
Он протянул ей руку, но она отстранилась. Если она дотронется до него, она пропала. Нет, никакого интима. Если они вновь займутся сексом, все запутается еще больше. Как будто все и так недостаточно запутанно!
– И куда мы пойдем? – спросила она.
– Не хочется, чтобы такая шикарная терраса пропадала зря. Так что предлагаю поужинать в номере.
– Звучит отлично.
– Отлично, правда, – отозвался Алекс. – Ужин нас ждет. Кстати, я буду пить сок, как и ты.
– Это очень предупредительно с твоей стороны.
– Тебя это удивляет?
– Да.
Рэйчел шла рядом с Алексом, остро чувствуя, что он, как и она, тщательно избегает прикосновений, хотя их пальцы едва касаются друг друга. Они дошли до отеля в молчании, поднявшись на лифте в свой номер. Обе створки двери, ведущей на террасу, были распахнуты. Розовые закатные лучи заливали комнаты.
Рэйчел вышла на террасу. Там стоял столик, накрытый на двоих. Бутылка апельсинового сока охлаждалась в ведерке со льдом, обернутая льняным полотенцем, словно шампанское. Тарелки были накрыты серебряными куполообразными крышками. Все было готово.
– Как романтично, – саркастически протянула Рэйчел.
– Романтично? – Алекс посмотрел на нее с удивлением. – Я заказал ужин на двоих и попросил, чтобы нас не беспокоили – ведь мы обсуждаем весьма личные темы, а ты, как-никак, публичная фигура. Романтика тут ни при чем.
– Ну конечно! Мне кажется, ты весьма романтичен, нет?
– У меня было мало практики, – покачал головой Алекс. – Но, надеюсь, в ту ночь я сразил тебя своей романтичностью.
– Ты просто соблазнил меня. – Рэйчел вытащила из ведерка бутылку с соком и с опаской взглянула на нее. – Она закрыта пробкой!
– Да.
– Эти пробки меня пугают. Открой сам. – Она передала бутылку Алексу.
Он снял с горлышка металлическую оплетку, и пробка выскочила. Хлопок заставил Рэйчел вздрогнуть.
– Господи! Мне вечно кажется, что эта штука вылетит и ударит кого-нибудь прямо в глаз.
– Это вряд ли, – рассмеялся Алекс. – Хотя осторожность никогда не помешает.
– Раньше это был мой девиз. Ведь неприятности случаются, когда раскрываешь себя перед кем-то, ты согласен?
– Не знаю, – медленно проговорил Алекс. – Я никогда ни перед кем не раскрывался.
– Неужели у тебя никогда не было подружек?
– Постоянных? Нет. Так, знакомства на одну ночь. Иногда – девушки, с которыми я проводил пару уик-эндов. Не больше.
Как ни странно, этот ответ не показался ей обидным. Рэйчел было бы куда больнее услышать, что в жизни Алекса была женщина, которую он любил. Причины такой своей реакции она не понимала, да и не хотела понимать. Ее чувства к Алексу вообще не подчинялись логике.
Алекс снял крышки с тарелок. На них лежала рыба. Обычно Рэйчел ничего не имела против рыбы, но она слишком много времени провела в Греции и на частном острове Алекса и теперь не могла избавиться от опасения, что, если она съест еще хоть кусочек, у нее начнут расти жабры.
– Я люблю море, но, честно говоря, не в восторге от его продуктов. – Она поковыряла вилкой в тарелке.
Засмеявшись, Алекс забрал со стола обе тарелки и переставил их на сервировочный столик.
– Подожди минутку.
Он ушел в комнату. Проводив его глазами, Рэйчел рассеянно рассматривала свой стакан с соком. Из задумчивости ее вывел голос вернувшегося Алекса:
– Я заказал пиццу. К чему весь этот пафосный антураж? Мне пообещали, что она прибудет через десять минут.
– Пиццу? – со смехом переспросила Рэйчел. – Надеюсь, без анчоусов?
– Без анчоусов. Зато с ананасами.
– Обожаю!
– Я тоже.
Им обоим стало вдруг хорошо и спокойно. Это мало напоминало их свидание месячной давности. Сейчас Рэйчел чувствовала себя почти по-домашнему. И это ее беспокоило.
Они неловко пытались вести ничего не значащую светскую беседу. Наконец раздался стук в дверь, и Алекс, забрав пиццу у посыльного, водрузил коробку на стол.
– Ничего не скажешь, романтично! – засмеялась Рэйчел.
– По крайней мере, это по-настоящему.
– Точно. – Откинув крышку, она схватила кусок пиццы и, обжигаясь, с наслаждением откусила.
– И часто ты заказываешь пиццу? – прожевав, поинтересовалась она.
Алекс на секунду отвел глаза, затем вновь поднял на нее взгляд, и она в который раз поразилась совершенству его мужской красоты.
– Хочешь, открою секрет? – спросила она.
– Ага.
Он склонился к ней, пристально глядя ей в глаза:
– Когда я сбежал из… дома, у меня не было ни гроша. Я ел, что попало, и ночевал где придется. И все-таки был счастливее, чем в том жутком месте. Но потом я стал неплохо зарабатывать, у меня появилась собственная квартира… и я вдруг понял, что не хочу есть филе миньон и лобстеров. Мне хватило этого в детстве. Дом Куклакиса… это было мрачное место, полное роскоши. И ужаса. Наркоманов рвало прямо в коридорах, люди занимались сексом у всех на глазах… А после всего этого мы садились за роскошно сервированный стол ужинать. Мы были похожи на семейство безумцев. Мне ни разу не довелось просто поесть пиццы. Так что после всего этого я заказывал ее почти каждый вечер… очень долго.
С каким-то мальчишеским выражением лица он взял кусок пиццы. Было странно, что иногда он выглядел таким юным, а иногда Рэйчел казалось, будто ему тысяча лет. Впрочем, ее саму не покидало подобное ощущение: она казалась себе то слишком молодой, то старухой, но никогда она не чувствовала себя на свой собственный возраст.
