– Неемия… – начал Пьер.
Жена легонько шлёпнула его по губам:
– Больше ни слова о своем чернокожем, дорогой. Ты и вправду портишь его. Я попросила музыкантов следующим танцем сыграть менуэт. В отличие от некоторых архитекторов, которые останутся неизвестными, мы с Пьером ценим «надежность и верность».
Гости похлопали хозяина по плечу, когда жена потащила его прочь.
Янки улыбнулся Соланж:
– Мадам Робийяр – серьёзная дама.
– Мадам – опасная дама, – ответила Соланж, сама удивившись своим словам.
– И что же, нам затрепетать от страха? Или начать возводить укрепления?
Соланж взяла его под руку.
– На самом деле, мистер янки, я бы лучше потанцевала.
Поджарому, преждевременно облысевшему Эвансу, как вскоре узнала Соланж, было всего двадцать восемь лет. Он приехал в Низины вместе с Уитни, чья хлопкоочистительная машина делала выгодной продажу хлопка, а он сам пытался получить монопольный патент на её производство.
– К сожалению, изобретение Кира, – доверительно сообщил янки, – остроумное, но слишком простое. Не особенно порядочный механик, присматривающий за этой машиной, сразу поймёт, как её скопировать. Сборка машины не требует никаких инструментов и дорогих «специальных» механизмов. Боюсь, что эта машина скорее обогатит других, чем самого изобретателя.
– А вы бы хотели войти в их число?
– Я уже среди них. Вам знакомы эти фигуры?
– Сэр, я француженка. Или была француженкой. Не решила, кто я сейчас.
– Американкой быть легко. Нет ничего проще.
– Да, но… – поморщилась она. – Миссис Севье сегодня вечером чересчур энергична.
Названная дама в объятиях Джеймса О’Хары «танцевала» так, будто её «дергали за ниточки».
– Подозреваю, что мистер О’Хара больше привык к народным пляскам.
Соланж с Уэсли удались все фигуры танца. Когда музыка кончилась, Уэсли, поклонившись, сказал:
– Могу я принести вам пунша?
– Сэр, вы уже достаточно пьяны. Я начинаю опасаться за своё целомудрие.
Он, улыбнувшись, просиял:
– Не могу обещать, что не предприму никаких попыток.
– Сэр! Я – замужняя женщина.
Он отвёл Соланж в сторону:
– Какое горькое разочарование! А кто это прелестное дитя?
– Руфь, продемонстрируй мистеру Эвансу свои манеры.
Девочка сделала дежурный реверанс.
– Миссис, этот гадкий граф так и пялит на меня глаза.
– И что за беда?
– А то, что он перекупщик рабов!
Уэсли нахмурился:
– Вокруг графа Монтелона ходит много… неприятных… слухов, миссис Форнье. Его не привечают в чарлстонском обществе.
– Руфь, ты в полной безопасности. Сбегай за хозяином. Ему следует познакомиться с мистером Эвансом.
– И принеси нам заодно пунша. Миссис Форнье, разрешите называть вас Соланж?
Соланж привыкла к менее напористым мужчинам. Но, почувствовав, что конь закусил удила, она скорее развеселилась, чем встревожилась.
– Сколько народу… – произнесла она. – Вам не кажется, что здесь слишком жарко?
– Уверен, что нам удастся найти местечко… э-э… попрохладней.
Соланж взяла вожжи в свои руки.
– Странный дом, правда? Говорят, они обходятся без ночных горшков.
Уэсли откашлялся.
– Такой принцип устройства известен с незапамятных времён. Вода течёт с чердака через ватерклозеты, а оттуда – в подвал. Ещё римляне знали, как это делается.
– Римляне были такими… такими развитыми, вы не находите?
– Да, они…
Сосредоточенно закусив нижнюю губу, Руфь осторожно несла два наполненных до краев бокала с пуншем.
– Хозяин говорит, что не придёт, миссас. Говорит, послушает ещё об этих благородных дикарях.
– Спасибо, Руфь. Можешь идти.
Девочка нахмурилась:
– Куда я пойду, миссас?
– Куда-нибудь. Мистер Эванс, вы уже видели оранжерею?
Руфь хмуро проводила их глазами.
– И куда я должна идти? – прошептала она.
В тишину оранжереи почти не проникали звуки оркестра усердных музыкантов.
– Стыдно признаться, но я с удовольствием предвкушала этот вечер. Мистер Эванс, если в Коннектикуте общество столь же скучно, как в Саванне…
– Хуже, смею вас заверить. Гораздо хуже. Мы, янки, не вполне убеждены, что нам следует увеселяться на наших увеселениях.
Он принялся чистить апельсин – вероятно, тот самый, который недавно изучала Руфь.
– Муж утверждает, что граф Монтелон «истинный француз», но не упоминал о его занятиях. Должно быть, прибыльное дело. Верно ли, что раба, который стоит тут восемьсот долларов, в Африке можно купить всего за пятьдесят?
– Мадам занимается бизнесом? – спросил Уэсли, бросая кожуру в кадку, где росло дерево.
– Я – леди, сэр, – ответила Соланж, отказываясь от протянутой дольки. – Робийярам доставили эти деревья из Флориды.
– Я не возражаю против любой законной торговли, а по Конституции рабство будет легальным вплоть до 1808[15]года. Но на работорговле богатеют единицы, большая часть разоряется. Сначала вы покупаете судно, а потом должны нанять опытного капитана – человека с сильными связями в Новой Англии, где он может выгодно закупить товары, и с ещё более сильными связями в Западной Африке, где нужно будет обменять эти товары на грубых, диких, немытых и непокорных созданий, готовых в любой момент перерезать ему глотку, лишь бы не оказаться в Америке. Чтобы остаться в выигрыше, капитан должен разместить груз между палубами как можно плотнее, что неизбежно ведет к заболеваниям. Потери всегда составляют от двадцати до тридцати процентов. И еще нужно не попасться пиратам у берега и британским судам в открытом море. Вы же понимаете, что Атлантика – это не запруда у мельницы, и корабли, везущие рабов, при шторме имеют не больше преимуществ, чем суда с миссионерами на борту, идущие в противоположном направлении.
– Рабство необходимо для производства сахарного тростника. А также риса и хлопка.
Он пожал плечами:
– Может быть. Я бы не хотел оказаться на месте раба и, осмелюсь предположить, вы тоже.
– Руфь счастлива мне служить.
– А!
– Она очень необычная девочка и порой кажется… загадочной.
