Он не рассчитывал на то, что Гвин будет копаться в себе, думать о своем отношении к религии вообще и в частности к той, о которой так мало знает, и поймет: она верит только в мужа. Мужа, за которого вышла замуж тридцать пять лет назад в доме, ставшем для них общим. Томас не рассчитывал на то, что после всех переживаний Гвин соберется с духом и в четверг поедет в Ойстер-Бэй, в буддийский центр, чтобы найти мужа на занятии по медитации. Гвин шла по тихим коридорам в красном платье и с черным шарфом вокруг шеи. Будто она знала, что ей предстоит. Молиться, учиться, меняться. Будто могла понять, как это делается.
Женщина в длинном темном платье представилась, сказала, что она один из преподавателей центра и ее можно звать просто Донна, спросила, как ей помочь.
– Ищу вечернюю группу по медитации. Я пришла к мужу, Томасу Хантингтону.
– Класс по медитации в третьей комнате справа. Вы сказали, вашего мужа зовут Томас? Извините, но в классе никого с таким именем нет.
– Вы уверены? Сколько человек в группе? Может, вы его не посчитали?
– Пять.
Гвин покачала головой и смущенно заморгала:
– Да, но он прошел уже половину шестнадцатинедельного курса.
– Может, он зарегистрирован под другим именем?
– Возможно.
Может, он не хотел, чтобы знали о его деньгах. И не считали выскочкой. Гвин решила все равно пройти по коридору и сама заглянуть в класс. На полу лежали пять человек. Трое мужчин и две женщины. Трое с темными волосами, один со светлыми и один с седыми. Все в коричневых робах молча стояли на коленях у коричневых лавок.
Томаса там не было. Гвин вернулась в машину и больше часа пристально смотрела на свое отражение в зеркале заднего вида. Словно ее лицо могло раскрыть секрет Томаса или подсказать Гвин, что делать дальше. Но этого не произошло. Гвин не могла понять. Не сегодня ночью. Но начала осознавать правду. Гвин знала, что на самом деле происходит с ее мужем.
У него другая женщина.
С голубыми глазами и крупными бедрами, сзади на шее у нее тату – китайский иероглиф «мир», а на одном из бедер – тату «радость». Ей уже далеко за тридцать.
В любом случае у Томаса – другая. Гвин решила не рассказывать мужу, что все знает, и поэтому оказалась в странном положении, когда ей самой надо понять – чего ей меньше всего хотелось, – почему Томас ей соврал и почему соврал так искусно.
Ведь правда была так проста. Интрижка с женщиной помоложе? Абсурд! Клише! Но в то же время ничего особенного. Если бы Томас признался в измене – вместо того чтобы придумывать историю про буддизм, – Гвин бы, конечно, взбесилась, но развод?
Сложно сказать. Многие подруги Гвин пережили измены и с этим справились. Она могла бы выбрать их путь: остаться и бороться. За брак. За мужа. За единственно привычный образ жизни. Но смена религии? Новая вера? Из-за этой версии Томас показался Гвин незнакомцем. А кто хочет бороться за то, чтобы остаться с незнакомцем? Кто? Гвин понимает, что именно поэтому Томас и соврал. Сейчас она понимает. Сейчас Гвин все понимает: Томас не хотел, чтобы она боролась. Не хотел, чтобы она его винила или чувствовала себя оскорбленной. Не хотел быть плохим.
Ему просто хотелось уйти.
– Это не просто неверие, – сказал тогда Томас.
Как же он был прав. И как не прав одновременно. Гвин затягивается в последний раз, берет косяк большим и указательным пальцами. Быстрая затяжка. Потом кладет остаток в шкатулку из орехового дерева и прячет под раковину. Смачивает пальцы и проводит ими по переносице. Успокаивается. Томас так и не понял, что она знает правду. Он ужасно ее недооценил. Недооценил, насколько сильно Гвин хотела бы его понять. Поддержать, какой бы путь он ни выбрал. Он недооценил, насколько сильно она его любила.
И сейчас, накануне их тридцатипятилетней годовщины, он не единственный будет что-то скрывать. И не только Гвин будет спрашивать себя: можешь ты кого-то полностью понять?
Маитри.
Прощение.
Нет.
Не сегодня.
Часть 2
Неожиданные гости
Мэгги
У родителей Нейта – вечеринка по случаю развода. Вечеринка по случаю развода. Мэгги знала, что это случится. Знала, что скоро все случится. Несмотря на постоянные обсуждения и приближение вечера, пати кажется еще более неожиданным. И, конечно, еще более странным. Тут все так странно. Дорогой паркет, мягкие шторы. Огромные окна с видом на океан, тучи и все остальное. И все же слабый внутренний голос задает разумный вопрос, на который ей не так уж хочется отвечать: «Кто ты такая, чтобы осуждать? Зачем это тебе?»
Мэгги было девять, когда мать от них ушла. Ничего похожего на вечеринку не устраивали, никто об этом даже не думал. Может, устрой они праздник, Мэгги стало бы легче. Но мать просто ушла из дома в самый обычный вечер вторника, и об этом Мэгги никто даже не сказал. Первые несколько недель отец делал вид, что Джен Лайонс Маккинзи (29 лет, ландшафтный дизайнер, Овен) уехала на длительные каникулы к своим родителям в Юджин. Может, Эли надеялся, что так и окажется на самом деле. Надеялся, что Джен по молодости поспешно решила расстаться, но потом одумается и вернется. Но чем руководствовался Эли, когда скрывал правду? Отец пытался спасти Мэгги, выбирая ту часть правды, которую она должна узнать.
Конечно, спасти так кого-нибудь невозможно.
Мэгги поправляет сумку на плече и поднимается по лестнице за Нейтом в его детскую, пытается ни о чем не думать. Сегодня день тайн: несметные богатства, друзья детства, ненормальные вечеринки на двести человек.
Вместо того чтобы об этом размышлять, Мэгги обращает внимание на несколько черно-белых семейных фото, которые висят вдоль лестницы. Среди них шикарные фотографии всей семьи, огромные ландшафтные фотографии, в основном с видами Монтока, но внимание Мэгги закономерно привлекают фото с Нейтом. И вдруг она замечает на самом верху большую фотографию, восемь на десять: Гвин и Томас сидят на передних сиденьях старого пикапа, за ними виднеется дорога, и, судя по положению рук, Мэгги догадывается, что фотографировал Томас. Гвин в это время целовала его в щеку. А он смеялся. От души, искренне. Мэгги останавливается перед фото и проводит пальцем по черной раме. Фотография очень красивая, но, когда Мэгги оборачивается расспросить о ней Нейта, оказывается, что он уже куда-то ушел. Нейт поднялся один, отчего Мэгги становится сразу понятно, что на него, возможно, сильно повлиял разговор в гостиной.
Нейт оставил дверь в спальню открытой. Комната угловая, маленькая, с деревянными досками вдоль стен, под потолком – квадратное окно, которое служит единственным источником света. Комната чем-то похожа на корабельную каюту, в ней слишком много голубого: голубое одеяло и ковер, в углу стоит голубой велосипед. Мэгги идет прямо к велосипеду и хватается за седло.
