– Нет. Он хочет услышать, как бьется сердце мамы. Но я знаю, как сделать, чтобы щенки не тосковали. Сейчас покажу.
Я нашел старый будильник и положил его в собачью корзинку, под одеяло.
– Стэн будет думать, что его мама здесь. Он примет тиканье за биение сердца.
Скаут посмотрела на меня с таким недоверием, что затея вдруг показалась мне просто смехотворной. Однако способ и правда сработал.
Я заснул только перед рассветом. Все переворачивал подушку, пока не смолк шум мясного рынка и в комнату не просочился молочно-серый свет. Будильник под одеялом в корзинке постукивал, точно сердце, и за всю ночь Стэн ни разу не заскулил.
Восемь
Черный музей Скотленд-Ярда – и не музей вовсе. Посетителей туда не пускают, экспонаты хранятся за надежно запертыми дверями.
Даже название это – не официальное. Когда из районов с сообществами национальных меньшинств начали поступать жалобы, его переименовали в Криминальный музей полиции Центрального Лондона, и навязанное сверху изменение стало гарантией того, что мы везде и всюду называли его Черным.
Как я сказал констеблю Грину, в Музее хранятся учебные пособия. Он был основан в Викторианскую эпоху и существует до сих пор именно для того, чтобы полицейские могли ознакомиться там с орудиями преступников.
Мы со старшим инспектором Мэллори пришли сюда за тем же. Я целый день работал с информационной системой, медленно продвигаясь по списку запросов: сличал почерк подозреваемых нами убийц, которые перерезали жертвам горло, до сих пор были живы и не сидели в тюрьме. День был долгий и бесплодный: слишком много тупиковых линий и кофеина.
А вечером мы отправились искать орудие убийства.
В Новом Скотленд-Ярде мы остановились у двери под номером 101. Мэллори широко улыбнулся:
– Сто первый кабинет. Вот совпадение, правда?
Он, должно быть, заметил мою растерянность и добавил с легким разочарованием:
– «1984» Джорджа Оруэлла. В сто первом кабинете находилась камера пыток в Министерстве Любви.
Я порылся в памяти. Читал это в детстве – кто-то меня заставил.
– Там были крысы, – вспомнил я. – Крысы в клетке. И ее прикрепили к лицу Уинстона.
– В этой комнате люди встречали свой самый страшный кошмар, – кивнул Мэллори. – Там хранилось то, что хуже всего на свете. Как сказал О’Брайен Уинстону: все знают, что ждет внутри.
Мэллори постучал, и за дверью послышался голос, пригласивший нас войти.
Даже старшему инспектору Скотленд-Ярда требовалось разрешение, чтобы посетить Черный музей. Однако хранитель – сержант Джон Кейн с тридцатью годами службы на лице и без грамма жира на теле – приветствовал Мэллори как старого друга.
– Чем могу помочь, сэр? – спросил Кейн, когда они пожимали руки.
– Мы ищем кинжал, – ответил Мэллори. – Или, по крайней мере, нечто с обоюдоострым лезвием. – Он открыл кейс. – По моим прикидкам, оружие должно быть короче меча, но длиннее обычного ножа.
Мэллори вынул из папки и разложил на столе фотографии:
– Что-то такое, чем могли сделать вот это.
Пока сержант Кейн спокойно изучал шесть снимков – копии тех, что Мэллори прикрепил на стену в Отделе серьезных инцидентов, – я огляделся. На стенах висели полки с книгами и полицейские значки со всего мира. Возможно, их дарили в благодарность за разрешение взглянуть на экспонаты музея. Я взял со стола старую книгу в твердом переплете. Суперобложки не было. «Сорок лет в Скотленд-Ярде, – гласило название на титульном листе. – История службы в Отделе расследования уголовных преступлений». Автор – Фредерик Портер Уэнсли.
– Положите, – сказал Кейн, даже не удостоив меня взглядом.
Я вернул книгу на место, и он обратился к Мэллори:
– Тут поработал Мясник.
– Этого мы пока не знаем, – ответил старший инспектор.
– Мы сейчас говорим о двойном убийстве?
Мэллори кивнул:
– Да, их убил один человек. Манера одинаковая. Но я не уверен, что это Боб.
Сержант Кейн смотрел на меня без намека на теплоту и гостеприимство. Мэллори предупреждал, что он относится к незнакомцам подозрительно. Однако слово «подозрительный» не совсем подходило для этого буравящего враждебного взгляда.
– Детектив Вулф. С недавних пор работает в нашей следственной группе.
Я протянул руку, но Кейн будто и не заметил ее: улучил момент напомнить, что он выше меня по рангу.
– Ладно, – сказал он. – Правила таковы. Никаких фотографий. Ничего не трогать без моего разрешения. И не записывать ни одного слова. Ясно?
– Да, сержант, – ответил я.
– Хорошо. Тогда вперед.
Кейн отпер дверь, и мы вошли в гостиную из прошлого. Я увидел камин, эркерное окно, газовые лампы и лишь секунду спустя заметил, что все это имитация. Зато в комнате повсюду лежало вполне настоящее оружие. В витрине – огнестрельное, а на столе – холодное. Клинков было столько, словно тут заключили перемирие два войска. С потолка свисала петля. Мне подумалось, что это уже перебор.
– А как звали детектива, который основал музей? – спросил Мэллори.
– Инспектор Ним, сэр, – ответил Кейн. – В тысяча восемьсот семьдесят четвертом. Осмотритесь, экспонатов у нас много.
Мэллори склонился над саблей, похожей на пиратскую.
– Вы с детективом Вулфом идите, а я задержусь.
Вслед за хранителем я прошел в следующий зал.
– Говорят, Музей могут открыть для публики, – сказал я, чтобы заполнить тишину.
Кейн остановился и пристально посмотрел на меня:
– Открыть?
– Ну да. Чтобы получать прибыль.
– Для публики, – повторил он с неприязнью, будто публика была в ответе за все человеческое горе, выставленное в витринах сто первого кабинета. – И кто собирается это сделать?
– Совет, – сказал я, ругая себя за болтливость.
– Только через их трупы.
– Вы же не хотите…
– Я знаю, чьей смерти хочу.
Он вдруг повеселел, хлопнул в ладоши и наградил меня зловещей улыбкой:
– А вы, случайно, не впечатлительный? Дайте мне знать, если соберетесь распрощаться с завтраком.
– Я бывал тут, когда учился в Академии.
– О! Да у меня в гостях эксперт! Сейчас посмотрим, как много ты знаешь, парень.
Он взял трость.
– Что это, как думаешь?
– Замаскированный клинок, – предположил я.
Сержант улыбнулся:
– Умница.
Он раздвинул трость, открыв двенадцать дюймов блестящей шеффилдской стали, и снова сдвинул части.
