Разумеется, он страшно скучал по своему герою. В первые недели после возвращения домой он каждый день писал Стейвли, спрашивал, какие новости в школе и как дела у «банды». Стейвли, впрочем, ответил ему всего один или два раза, но эти письма, написанные отвратительным почерком и со множеством ошибок, Гарри хранил, как настоящие сокровища. И еще один мальчик написал ему раза два, в последнем своем письме сообщив, что Гарри больше уже не «правая рука Стейвли». В тот день Гарри выглядел мрачным, утром взял лошадь и уехал кататься, а потом опоздал к обеду.
И все же, как ни приятно мне теперь было общество Гарри, я чувствовала, что он мне мешает. Я лишилась возможности запросто удирать из дома и встречаться с Ральфом у реки или в холмах и постепенно начинала терять терпение из-за того, что Гарри неотлучно находится рядом со мной. Я просто не могла от него отделаться, хотя маме хотелось, чтобы он побыл с нею и спел ей, а папа то и дело просил его съездить в Чичестер, но он всем этим просьбам и поручениям предпочитал общение со мной. И Ральфу приходилось все ждать и ждать свидания, ну а я и вовсе сгорала от страсти.
– Каждый раз, как я прошу привести мою лошадь, Гарри тоже выражает желание покататься верхом, – жаловалась я Ральфу как-то в одно из редких, будто украденных, мгновений, когда нам случайно удалось встретиться с ним на подъездной аллее. – И дома тоже – куда бы я ни пошла, он тут же за мной тащится.
В ярких темных глазах Ральфа вспыхнуло любопытство.
– Интересно, почему это он именно за тобой бродит, как тень? Мне казалось, твоя мать накрепко привязала его к себе шнурками от своего передника.
– Не знаю, – сказала я. – Раньше он на меня и внимания не обращал, а теперь просто прилип – стряхнуть невозможно!
– Так, может, он просто хочет тебя? – с гневом спросил Ральф.
– Не говори глупостей, – возмутилась я. – Он же мой брат!
– Ну и что? Может, он кое-чему научился в этой своей школе, – стоял на своем Ральф. – Может, он там какую-нибудь потаскушку подцепил и теперь совсем иначе на девушек смотрит? Может, он почувствовал – как и я когда-то, – что ты не просто хороша собой, а еще и горяча, и всегда готова к наслаждениям? Может, его так долго здесь не было, что он забыл, как ему полагается о тебе думать, вот он и видит в тебе не родную сестру, а красивую девушку, которая живет с ним в одном доме и с каждым днем становится все краше и горячей? Может, он и сам не прочь предложить тебе все… что в его силах?
– Чушь! – решительно заявила я. – Но мне бы очень хотелось, чтобы он оставил меня в покое.
– Это он? – спросил Ральф, мотнув головой в сторону приближавшегося к нам всадника. Да, это действительно был мой брат в рединготе теплого коричневого оттенка, великолепно сидевшем на его сильно раздавшихся в последнее время плечах. Гарри становился все больше похож на отца, прямо-таки уменьшенная его копия, и сейчас, когда он ехал верхом на одном из отцовских гунтеров, у него была та же, что и у отца, гордая, свободная посадка. И на губах у него, как и у отца, всегда готова была появиться улыбка. И все же Гарри обладал неким собственным обаянием, и своей гибкой стройной фигурой он тоже пока что совсем не походил на нашего широкоплечего мощного отца.
– Да, это он, – подтвердила я. – Будь осторожен.
Ральф чуть отошел от моей лошади и почтительно склонил перед Гарри чубатую голову.
– Сэр, – почтительно сказал он.
Гарри кивнул ему с милой улыбкой и обратился ко мне:
– Я подумал, что и мне, пожалуй, неплохо было бы прокатиться вместе с тобой, Беатрис. Можно, например, поехать в холмы и там пустить лошадей галопом.
– Конечно, – сказала я и представила ему Ральфа. – Это Ральф, сын Мег. Он помощник нашего егеря. – Какой-то дьявол искушал меня: мне ужасно хотелось, чтобы они повернулись друг к другу лицом. Однако Ральф моего брата совершенно не заинтересовал: он едва взглянул на него. Сам же Ральф молчал, но за Гарри наблюдал весьма внимательно. А тот, словно не замечая этого, снова повернулся ко мне и сказал с улыбкой:
– Ну что, поехали? – И я вдруг вспомнила – и это потрясло меня! – какая пропасть лежит между Ральфом и мной. Я совершенно позабыла в эти золотые летние дни, полные чувственных наслаждений, о той пропасти, что нас разделяла. И вот Гарри, с которым мы были одной крови и одного знатного происхождения, вдруг дал мне понять: этот человек не стоит нашего внимания, потому что он – слуга. Такие, как я и мой брат, всегда окружены сотнями таких слуг, людей, которые ничего для нас не значат, а потому их мнение, любовь, страхи и надежды должны быть нам безразличны. Мы могли проявить какой-то интерес к их жизни, а могли и не обратить на них никакого внимания. Это зависело только от нас самих. У них в этом вопросе выбора не было. И я, впервые увидев Ральфа рядом с моим красавцем-братом, подобно изящному принцу восседавшему на великолепном жеребце, покраснела от стыда, и мечта о нашей сладкой весенней любви показалась мне сущим кошмаром.
Короче, мы с Гарри развернули коней и поехали прочь. И я долго еще спиной чувствовала взгляд Ральфа, но на этот раз его взгляд наполнял мою душу не радостью, а смертельным ужасом. Я так выпрямилась в седле, что у меня заныла застывшая спина, а моя дорогая Белла, почувствовав мое напряжение и тревогу, стала нервно прядать ушами.
Да, я гордилась своим происхождением и своим положением в обществе, но была еще слишком молода и неопытна, а чувственность уже была разбужена во мне. К тому же мы уже много дней не виделись с Ральфом наедине. Тропа, по которой Гарри и я сейчас поднимались на вершину холма, была той же самой, откуда отец когда-то давно впервые показал мне наш Широкий Дол во всей его красе. Здесь, совсем рядом, было и наше с Ральфом самое любимое местечко. Так что, проезжая вместе с братом по буковой роще, я вспоминала, как однажды, жарким ленивым полднем мы с Ральфом долго дразнили друг друга, укрывшись в глубине тенистой лощины. А потом, поднявшись на вершину холма, я проехала мимо нашего чудесного гнездышка в зарослях папоротника. И в памяти моей не осталось даже воспоминания о только что испытанном мною стыде: его вытеснила память об испытанном здесь невероятном наслаждении.
Да, это было здесь, всего в нескольких ярдах от копыт коня моего брата. Я тогда велела Ральфу лежать совершенно неподвижно и принялась сама раздевать его, то и дело касаясь его обнаженного тела губами, языком и длинными прядями распущенных волос. Он стонал, едва сдерживая страсть, а потом в качестве сладкой мести разложил меня на траве и стал жадно целовать мое обнаженное тело, лаская каждый особо чувствительный его кусочек. И лишь когда я уже чуть не плакала от сжигавшего меня желания, он легко вошел в меня…
Воспоминания об испытанном тогда наслаждении ударили мне в голову, точно хмельное вино, и я, искоса глянув на своего прилипчивого братца, вдруг почувствовала к нему неприязнь. Своим приездом он нарушил наше с Ральфом чудесное лето, а ведь теперь папоротники уже так высоки, что легко скроют нас от любого нескромного глаза, и лишь парящий в вышине сапсан с его острым зрением сможет разглядеть наши нагие тела в этом тайном зеленом убежище.
