Книга Визитка злой волшебницы - Людмила Зарецкая

Жизнь женщины – это нескончаемая история увлечений.

Вашингтон Ирвинг

Антону Сергеевичу Головко было невыносимо скучно. Кругом от души веселилась толпа детей и взрослых. Все они отмечали грядущее Рождество. Антон Сергеевич же русских народных забав не любил, а потому общего веселья не разделял. Кроме того, он банально хотел есть.

Когда накануне Манойлов обмолвился, что назавтра гости должны будут соблюдать Рождественский пост, Головко не придал его словам значения. И, как оказалось, зря.

Не остаться на ночь он не мог – Манойлов был не из тех людей, которым отказывают, когда они тебя приглашают. Провести сочельник в «Николаевском клубе» означало быть причисленным к касте «посвященных». Поэтому, заранее тоскуя от глупых игрищ, он остался и теперь пожинал плоды собственного малодушия.

Вообще-то номер в «Николаевском» он забронировал для себя еще два дня назад. Ему нужно было отойти от событий последних дней. Семейная обстановка восстановлению измочаленных нервов не способствовала. Как и следовало ожидать, услышав, что они не летят на Филиппины, Галка устроила такой кошачий концерт, что чертям стало тошно. Не числившаяся до этого в планах Головко шубка из платиновой норки позволила мирно встретить Новый год, но четвертого января он все же сбежал от тихих семейных радостей.

В «Николаевском» в тот вечер собрался мальчишник. Была баня – сначала финская сауна, затем русская парная с нырянием в ледяное нутро проруби. Была водка, потом коньяк, затем снова водка, а также холодное чешское пиво, только накануне доставленное из Праги специальным самолетом. Были девочки, коих Антон Сергеевич, к вящей своей гордости, оприходовал сразу «двух штук». И, конечно, были серьезные разговоры. После того как Лешка Карманов так легко позволил себя расстрелять, бизнес Антона Сергеевича требовал серьезного пересмотра.

Головко с досадой отметил, что Манойлов прихода «девочек» не дождался – покинул баню и в общей оргии участия не принял. Он слыл поборником нравственности, и из-за этого в его присутствии Антон Сергеевич слегка терялся. Его собственное мировоззрение не давало ответа на вопрос, почему молодой, да к тому же еще и не женатый мужик не стремится к самым главным в жизни развлечениям.

Впрочем, на следующее утро Антону Сергеевичу показалось, что он знает ответ на этот вопрос. Проснувшись со страшного бодуна, он, мучимый головной болью, еле вырвался из объятий кровати. В холодильнике стояли две запотевшие банки с давешним пивом, которые он высосал в один присест, после чего слегка перевел дух.

Горячий и плотный завтрак, снова русская баня, но уже без водки и девочек, а главное – массажист Андрей, выписанный Манойловым из Москвы за огромные деньги, вернули Головко к жизни, и часов в семь вечера он уже чувствовал себя готовым к отъезду домой и следующему за этим критическому Галкиному досмотру. Вот тут-то и приехал Манойлов, который пригласил его остаться и завтра отметить сочельник, а затем Рождество.

Завтрака утром не было, но неудобство от этого испытывал только он, поскольку все остальные приехали из дома. Их довольный вид говорил о том, что они плотно поели. Антон Сергеевич, голодный и злой, стоял у огромного, во всю стену, окна, открывающего чудный вид на замерзшее озеро, из которого устроили каток, и смотрел, как гости – незнакомая ему семья с толстозадой женой и тремя капризными избалованными детьми – делают вид, что катаются на коньках.

Манойлов опять куда-то запропастился, и Головко уже раздумывал, не наведаться ли на кухню, где ему по доброте душевной смогут выделить бутерброд. Бросив последний взгляд в окно, он вдруг увидел, что по тропинке к дому идет молодая симпатичная женщина с девочкой-подростком. Женщина показалась ему смутно знакомой, и, слегка напрягшись, Головко узнал в ней журналистку, приходившую к нему в офис после смерти Карманова.

«Интересно, а она тут что делает?» – удивился Антон Сергеевич. Согласно местной табели о рангах, никакой журналистки здесь быть не могло.

Идущих догнал чуть запыхавшийся Манойлов, в руках которого была довольно объемистая сумка и женские коньки. С еще большим удивлением Головко понял, что хозяин лично привез журналистку из города.

Впрочем, долго думать над странной ситуацией ему было некогда. Урчащий желудок напомнил о том, что надо бы разжиться едой, и Головко с надеждой направился на кухню.

– Вы чего-нибудь хотите? – услужливо кинулся к нему парень в поварском колпаке.

– Да, бутерброд, – буркнул Головко.

– К сожалению, еду гостям подавать запрещено, если хотите, могу налить минеральной воды. Вам с газом или без газа?

– Яду дайте. Уж лучше сразу отмучиться, чем умирать с голоду.

Парень захихикал, давая понять, что оценил шутку, но несчастному Головко было не до смеха. Он понуро побрел в сторону большой гостиной, где стояла огромная, до потолка, елка и, захлебываясь, визжали дети. Антон Сергеевич недовольно поморщился. Детей он не любил даже на полный желудок.

В углу гостиной находился старинный бар, из которого отдыхающим «Николаевского клуба» было дозволено брать алкоголь в любое время суток. Но сейчас дверцы были заперты. Беспомощно оглядываясь, Головко подергал дверцу.

– Зря стараетесь, – Манойлов раскраснелся с мороза и больше, чем обычно, походил на субтильного подростка в круглых очках. – Пост, батенька, до первой звезды нельзя.

– А во сколько она будет-то, ваша первая звезда?

– Около шести вечера сядем за стол, – успокаивающим тоном сказал Манойлов, а Головко с отчаянием посмотрел на часы, которые показывали половину двенадцатого. – Полноте, Антон Сергеевич, имейте терпение, тренируйте выдержку. Пост, знаете ли, этому крайне способствует.

За спиной Головко раздался звонкий смех.

– Ну и суровый же ты человек, Коля! – Головко выпучил глаза от того, что девица с Манойловым на «ты». – Держишь гостей в черном теле. Здравствуйте, Антон Сергеевич. Вот уж не ожидала вас здесь увидеть. Это моя дочка Настя.

Ответить Головко не успел, в дверях послышался шум, и в гостиную ввалилась компания разодетых в народные костюмы людей, во всю глотку горланящих что-то вроде частушек.

– А частушечники тут откуда? – непритворно удивился он.

– Да бог с вами, Антон Сергеевич, – с укором ответил Манойлов, – это не частушки. Это колядки. Сочельник же. Самое время колядовать.