Все эти воображаемые ужасы он перечислил Айрис, когда позвонил ей однажды утром, чтобы попросить помощи. Я на пару дней уехал в Манчестер, разбираться с проблемами, стоящими перед фирмой страховщиков. Если бы я находился дома, думаю, моя жена не сделала бы того, о чем попросил ее брат. Конечно, я бы постарался ее отговорить. Но она это сделала. Айрис позвонила Филомене Линч, сказала, что представляет местную газету, и справилась о ее сыне Дермоте, который, как она понимает, все еще находится в больнице.
Она рассказала мне об этом, когда я вернулся домой. Плохо уже то, что она повелась на глупые просьбы брата, но еще хуже было бы скрыть это от меня.
– Он был в таком состоянии, Роб. Он довел себя до полного ужаса, воображая, как полицейские придут за ним в Палату общин.
– Что она ответила, эта миссис Линч?
– Ну, она сказала, что Дермот по-прежнему без сознания, но в больнице ей велели не терять надежды. Они знали худшие случаи, после которых человек пришел в себя и встал на ноги.
– Удовлетвори мое любопытство, – попросил я. – На какую газету, как ты сказала, ты работаешь?
– «Паддингтон экспресс». Я ее придумала. Тогда я была уверена, что поступаю вполне разумно.
– Похоже на поезд, – заметил я, и моя жена смущенно улыбнулась.
Собственно говоря, существовала местная газета под названием «Паддингтон экспресс», но, видимо, я никогда не узнаю, что подумали в редакции о внезапном появлении нового сотрудника. Айвора немного успокоили результаты этого телефонного звонка. По крайней мере, он уверовал в то, что его самые худшие страхи были необоснованы, а картины вращающихся колес полицейского расследования и тайный удар, способный прервать его политическую карьеру, – всего лишь результат паранойи. Айрис было очень стыдно. Вскоре после этого телефонного звонка она сказала, что поставила себя на место Филомены и подумала о том, как бы она себя чувствовала, если бы Надин лежала в больнице, а какая-нибудь самозванка попыталась бы узнать, в каком она состоянии.
Примерно через три недели после этого, к концу июня, Айвор был один в своей квартире на Олд-Пай-стрит. Время приближалось к девяти вечера, когда раздался телефонный звонок. Он все еще был в том состоянии, когда при каждом звонке опасался того, что на том конце провода может быть Джейн Атертон, или Джерри Фернал, или полицейские (не говоря уже о подруге Ллойда Фримана), или кто-то из семьи Линча, и он приобрел привычку отвечать одним коротким словом «да?».
К его облегчению, с ним связался помощник премьер-министра с Даунинг-стрит, 10. Премьер-министр желала видеть его на следующее утро в 8.30. Айвор не так далеко зашел в своей паранойе, чтобы предположить, будто миссис Тэтчер хочет низвергнуть его во тьму, так как узнала о подарке ко дню рождения. Он понимал, что значит этот звонок. Ожидалась небольшая перестановка в кабинете министров, и это было его продвижение по службе. Повышение. В 8.45 следующего утра он должен стать заместителем министра и тем самым шагнуть на следующую ступеньку лестницы власти.
Глава 8
Хиби старалась сменить свой акцент на так называемое стандартное английское произношение, но выговор Ньюкасла прорывался в те моменты, когда она волновалась или переживала. И все же я и не знала, что ее родители такие «джорди»[4]. Они назвали свою дочь Хильдой, и только после окончания школы моя подруга сменила имя. Она на долгие годы более или менее оторвалась от них. Они приехали на похороны в Лондон и привезли с собой тетушку Хиби, женщину, похожую на уборщицу. Там было много друзей Хиби, девушек, которых я никогда прежде не видела, и не все они были одеты так, как, по-моему, следовало бы. На похороны не надевают юбку гораздо выше колен, тем более ярко-красного цвета. Конечно, приехала мать Джерри и без умолку со всеми болтала. Ей удалось сохранить молчание только тогда, когда викарий начал читать молитвы.
Самое меньшее, что я могла сделать, – это предложить приехать на Ирвинг-роуд в следующий понедельник, но когда я там оказалась, то обнаружила на кухне незнакомую женщину, которая пила кофе и кормила Джастина завтраком. Я узнала ее; это была та самая женщина, что явилась на похороны в красной мини-юбке. Конечно, Джерри там тоже был, собирался на работу. Он меня представил, сказал, что это Грания, разве я не получила оставленное на автоответчике послание? Я не получила. Их бывает так мало, что я чаще всего его не слушаю. Джерри сказал, что у него так много предложений от желающих ему помочь, что он уже знает, кто будет сидеть с его сыном не только на этой неделе, но и на следующей. Я подумала, как это, наверное, ужасно для Джастина, когда его нянчат одна незнакомая женщина за другой, но ничего не сказала. Я подошла к Джастину, чтобы поцеловать, но он отвернулся и отпрянул в сторону, так, что чуть не свалился со своего высокого стульчика.
Я взяла неделю в счет отпуска, который мне полагался, но об этом я тоже не сказала. Когда я разговаривала с Джерри на похоронах, он спросил меня, не сделаю ли я ему огромное одолжение, а потом попросил разобрать вещи Хиби и отвезти их в магазин «Оксфам» или еще куда-нибудь. Может, я заодно избавлюсь от ее украшений. Ее похоронили с венчальным кольцом, но он хотел бы сохранить обручальное кольцо и пару других вещей, которые подарил ей: медальон с портретом Джастина и золотой браслет. Я ответила, что сделаю это, но мне не очень-то понравилось его отношение ко мне, учитывая то, как я для него старалась.
– Сегодня я занята, – сказала я. – Придется с этим подождать. – Хиби всегда говорила, что если хочешь прибрать к рукам или удержать мужчину, нужно быть труднодоступной. Почему бы не начать следовать ее советам? – Я приеду в четверг. В четверг я свободна.
Для Грании это послужило сигналом. Она вручила мне чашку кофе и заявила, что и сама может это сделать, у нее будет чем заняться, пока она здесь. Я хотела сказать ей, что ей и без того хватит работы по дому, – подозреваю, что она очень любит ходить по магазинам, копаться в одежде, даже если та и принадлежала другому человеку, – но Джерри вмешался первым и уверил ее, что у нее будет полно забот с Джастином. А потом, взглянув на меня, добавил, что это сделает Джейн, и ушел на работу.
Как только за Джерри захлопнулась входная дверь и Грания убедилась, что, кроме нас, в доме никого нет, она обратилась ко мне:
– Я рада, что представился случай с вами поговорить.
Я ничего не ответила, пила кофе. Джастин протянул ручки, прося снять его со стула; но он протянул их к ней, не ко мне. Грания подняла мальчика и велела идти играть.
Я спросила:
– О чем вы хотите поговорить?
– Вы знали, что у Хиби был роман?
Значит, я была не единственной, кто об этом знал. Я ничего не ответила, сидела неподвижно.
Грания посмотрела на меня, слегка наклонив голову к плечу. Она высокая, худая женщина, лет тридцати, с длинными, темными волосами. Джинсы очень плотно облегали ее, а каблуки были так высоки, что казалось, ей трудно нагнуться, чтобы поднять Джастина.
