Тут уместно вспомнить русскую Царевну-лягушку. Нет, конечно, ее, в отличие от девушек-крабов, породивших тора-джей, никак нельзя записать в прародительницы целого — применительно к ней русского — народа, однако нельзя не признать, что кое-что общее с ними у нее имеется. Хотя бы та же способность оказаться в нужный момент в нужном месте, дабы сбросить шкурку и — ква-ква, Иван-царевич! — обернуться красавицей. Ту же способность к превращению продемонстрировали рожденная камнем белая креветка, которая сделалась папуаской из племени меджпрат, и морская черепаха, осчастливившая мужчин папуасского племени тумлео.
Что же до превращения женщин из рыб, то тут наблюдается определенное разнообразие сюжетов: от немудреных (например, демиург индейцев паринтинтин Баира просто превращал в женщин выловленных в реке красивых рыб) до сложных, изрядно запутанных. В ряде случаев, как и в русской сказке, все решает попадание стрелы. Юноша из меланезийского народа канаков как-то подстрелил излука рыбу, но, когда выволок ее из воды, обнаружил, что это не рыба, а женщина. Это оказалось весьма кстати, поскольку перед юношей стояла задача породить канаков, а порождать было не с кем. Обрадованный, он немедленно повел женщину-рыбу под венец. Его радость, надо полагать, удвоилась, когда он узнал, сколь велики возможности новоявленной супруги: ведь стоило ей — в прямом смысле! — моргнуть, как появился дом, затем домашняя утварь и все прочее, что только понадобилось молодоженам. В общем, высшие силы все устроили таким образом, чтобы никакие бытовые трудности не отвлекали сладкую парочку от назначенной роли. И они с честью оправдали доверие — канаки народились на свет и успешно здравствуют поныне. Правда, семейная жизнь первой канак-ской четы сложилась несчастливо: по прошествии времени муж стал изменять супруге с другой женщиной (откуда взялась разлучница, миф не сообщает), и в конце концов бывшая рыба не выдержала и, как сообщает миф, «ушла в море».
Одумавшийся муж прыгнул в пучину следом, но сколько он ни искал ее в волнах — все без толку...
Точный выстрел решил женский вопрос и в другом меланезийском народе — моно. Здесь подстреленная рыба тоже обернулась женщиной, родила местному первочеловеку наследника, а затем не сумела сохранить семью. Правда, виноват в этом оказался не любвеобильный характер мужа, а чрезмерные амбиции жены. Как-то она услышала, как муж назвал их первенца рыбьим сыном, и глубоко оскорбилась. Хотя, если разобраться, что в этом она нашла обидного — тем более что муж сказал правду? Но как бы то ни было, слово за слово — и гордая женщина ушла вместе с мальчиком из дома и воспитала сына в прибрежной пещере. Нельзя не сказать о том, что у моно есть и другая версия появления женщины: некий вождь встретил на берегу даму по имени Китоло, игравшую на струнном инструменте, основу которого составляли челюсти какого-то морского животного, выяснил, что прежде она была рыбой, и взял себе в жены. В отличие от вышеупомянутых меланезийских персонажей их совместная жизнь сложилась удачно, хотя и со многими коллизиями: например, вождю пришлось сжечь вместе с домом всех прочих своих неизвестно откуда взявшихся женщин, которые по бабьей дури пытались разрушить их счастье.
Двое мужчин, принадлежащие к еще одной меланезийской народности — букавак, как-то поймали двух рыб и, поскольку очень хотели есть, тут же попытались одну из них зажарить, но, как они ни старались, рыба почему-то не жарилась, и тогда оголодавшие букаваки слопали ее сырой. А другую рыбу они принесли домой, где она превратилась в женщину, и тот из рыбаков, который успел подсуетиться, взял ее в жены. Интересно, что думал, наблюдая их амуры, рыбак, оставшийся бобылем, и не урчало ли у него каким-то особенным образом в животе?..
Первопредки племени индейцев рикбакца отправились рыбачить в намерении наделать себе из улова женщин и в первый заход поймали карася, но упустили, а во второй — акару. Эта рыбка весьма успешно плодится в аквариумах, но применительно к пойманной рикбакца акаре сама мысль об аквариуме кажется оскорбительной — где вы видели, чтобы аквариумные рыбки превращались в барышень? Женщи-не-акаре суждено было стать прародительницей рикбакца, которые, однако — так они сами о себе думают, — получились неказисты. Дошло до того, что нынешние рикбакца предъявляют счет первопредкам: вот если бы те проявили больше сноровки и не проморгали карася, то были бы все рикбакца писаными красавцами...
Простой способ превращения рыбы в женщину, доступный каждому половозрелому мужчине, сохранил фольклор каяпо. Мифология этого индейского народа рисует весьма непростые взаимоотношения между полами. Однажды женщины каяпо скопом сиганули в реку и стали разными рыбами (те, которые любили мясо, сделались пираньями...), и мужчинам самим пришлось варить обеды и менять пеленки детям. Назревала катастрофа, но нашелся герой, который отловил свою рыбу-жену и посредством орального сношения привел ее в прежнее состояние. Правда, став опять женщиной, эта особа потом еще не раз сбегала в реку, но коль скоро средство против женских капризов нашлось, победа в конце концов осталась за мужчинами.
Иван-царевич, как мы помним, дабы жена навсегда сохранила человечье обличье, спалил ее лягушачью кожу. Примерно так же поступали оказавшиеся в аналогичной ситуации мужчины других народов. Некоему юноше, одиноко жившему на острове Хальмахера, входящем в Молуккский архипелаг, как-то выпало стать свидетелем редкостного явления: две рыбы сбросили на берегу чешую, превратились в прелестных девушек и убежали в глубь острова. Юноша спрятал чешую одной из них и тем самым надолго задержал ее рядом с собой. Прежде чем девушка-рыба отыскала свою рыбью одежду, она успела родить троих детей, которые стали первым поколением народа табару, ныне населяющего Халь-махеру. Но родная стихия звала ее — мать-прародительница табару облеклась в найденную чешую, попрощалась с детьми, напоследок пообещав организовать им обильные уловы, и уплыла навсегда...
Культурный герой микронезийского народа палау Акапе-кемек как-то устроил засаду на вора, опустошающего привязанные к пальмам сосуды, и увидел рыбу, которая, выбравшись из воды, сняла с себя хвост, как какой-нибудь предмет туалета, и полезла, цепляясь плавниками, на пальму. Акапе-кемек этот хвост спрятал и ушел по делам, а когда вернулся, под пальмой сидела обнаженная женщина. Будучи джентльменом, культурный герой палау раздобыл для нее кое-какую одежонку, а потом взял в жены, что, кстати, весьма выгодно отличает его от культурного героя индейцев вийот Гацвок-вира, который, увидев на берегу моря женщину, еще минуту назад бывшую скатом, тут же без сантиментов и обещаний жениться овладел ею. Таким образом, кстати, мы имеем еще одну версию появления женщин у вийотов.
Коль скоро мы условились говорить о животных, обитающих в воде, то никак нельзя обойтись без дельфинов. В народе яп, проживающем на одноименных островах в Микронезии, ходит миф о том, как однажды два дельфина выбрались на берег, отложили в стороны хвосты и отправились на танцы. Надо сказать, что танцы на островах Яп в ту баснословную пору имели исключительно ритуальный смысл и участвовали в них одни мужчины с целью испросить у местных божеств себе подруг. И когда к местной танцплощадке, где устало топтались мужики, подошли два бесхвостых дельфина, мало у кого возникли сомнения, что это и есть вымоленные женщины — тем более что до этого никто из островитян ни одной женщины в глаза не видел. Первым сообразил что к чему культурный герой Тхолоор: он поспешил на берег, отыскал один из спрятанных дельфинами хвостов, принес к себе домой и тем самым застолбил за собой право на одну из «женщин». После танцев один из дельфинов отбыл в море, а другой, точнее, другая — обладательница экспроприированного Тхолоором хвоста явилась к культурному герою, и как уж они договаривались, непонятно, но из хижины дельфиниха вышла женой Тхолоора, вполне пригодной к деторождению. Лишь когда жена-дельфин родила культурному герою двух дочерей, он вернул ей хвост, и она смогла вернуться в родную стихию. Дочурки Тхолоора и дельфини-хи достались двум самым усердным плясунам — от их брачных союзов и пошел народ яп...
