– Неприятные ассоциации, – неопределенно буркнул Аркадий.
Адам, по своему обыкновению, не настаивал на объяснениях. И с аппетитом поглощал вскоре появившийся и действительно великолепный, сочный, нарезанный тончайшими лепестками окорок.
– Присядь, милая. – Аркадий указал на обтянутый зеленым бархатом диван и приветливо улыбнулся черноволосой, смуглой, с крупными и, в общем-то, некрасивыми чертами женщине. Хорош, пожалуй, был только ее рот – четко очерченный, выразительный, сильный, с вишневыми полными губами.
Женщин было две – вторая совсем молоденькая, почти девочка, явно у старшей в ученицах. Аркадия ее появление не удивило. Аккуратно допрошенный по теме Камарич разъяснил ему, что цыганки всегда отправляются в кабинеты к гостям по двое. Молоденькую сопровождает мать или сестра, немолодую певицу – ученица, набирающаяся опыта в обращении с клиентами. Делается это в том числе и из соображений безопасности – мало ли что придет в голову подвыпившим гостям! А цыганские девушки блюдут себя строго – замуж выходят непременно девственницами и мужьям обычно не изменяют. За честь же отпущенной из табора в хор артистки отвечает руководитель хора – хоревод.
– Какую ж вам песню спеть, господа молодые, хорошие? – спросила цыганка. Голос у нее был приятный – низкий, чуть хрипловатый. – Хотите ли для начала «Не покидай меня в тревоге»?
– Песню – это обязательно, – твердо сказал Аркадий. – Но давай сначала поговорим. У нас к вам дело есть…
– Какое же у господ в ресторане может быть дело до цыган, песен не касающееся? – искренне удивилась женщина.
Серьезные, трезвые молодые люди не вызывали у нее никаких опасений и не походили на что-то вынюхивающих агентов охранки. А их странное пожелание при заказе (не утаенное от цыган буфетчиком) вызывало у женщины понятное любопытство.
– Вы ведь все промеж собой так или иначе знакомы, – предположил Аркадий. – А нам надобно одну девушку отыскать, которая, быть может, к хоровым цыганам прибилась.
– Девушка-гадже[2]к нам прибиться никак не может, – твердо сказала цыганка. – В другом месте ищи.
– Она полукровка, – объяснил Аркадий. – Мать – цыганка, отец – русский, умер три года назад. Мать ее когда-то сама в хоре пела.
Цыганка помолчала, задумчиво перебирая кисти шали. Адам глядел на нее так, как будто собирался достать стетоскоп и лопаточку для языка и приступить к осмотру.
– Как мать звали, знаешь?
– Знаю. Ляля или Лилия Розанова.
– Так это же, выходит, Люша – ее дочь! – воскликнула от двери младшая цыганочка. – Люша Розанова, та, которую американка в стрельнинский хор привела. Я-то сама ее не видала. Но Якова младшая невестка у колонки рассказывала: она молчит все время, и, пока танцевать не начнет, так и не скажешь, что из ромал, и…
Старшая цыганка обожгла разболтавшуюся младшую таким свирепым взглядом, что даже Аркадию с Адамом стало не по себе. Цыганочка присела от испуга, прикусила пухлую губку, и аж слезы выступили на глазах.
– Спасибо, вот спасибо тебе, милая! – опомнился Аркадий и радостно протянул цыганской девочке красивый, с бирюзой, браслет.
(Сестра выбирала в магазине, воодушевленно предполагая, что у буки-братца наконец-то завелся сердечный интерес. А всезнающий Камарич объяснил, что полученные от клиентов в качестве чаевых деньги цыганские артисты, все без исключения, вносят в общую кассу хора, а вот украшения иногда удается утаить или «выцыганить» в личное пользование.)
– А зачем же тебе, барин, молодая цыганочка? – сухо и подозрительно спросила старшая цыганка. – Полюбил, что ли, а она сбежала? А отыщешь – под венец позовешь ли?
– Да здесь совсем не в этом дело, – заторопился объяснить Аркадий. Не в последнюю очередь ему хотелось оберечь от гнева старших непосредственно отреагировавшую на его просьбу девочку. Но и смехотворное предположение цыганки о его влюбленности и грядущей женитьбе на Люше отчего-то смутило нешуточно. – Люша Розанова на самом деле Любовь Николаевна Осоргина, и ее разыскивает пожилой родственник ее отца. Он хочет взять ее в семью, дать ей образование. К тому же в будущем, достигнув совершеннолетия, она станет наследницей довольно значительных средств. Но до недавних пор Люша считалась погибшей. Теперь надо восстановить документы, оформить опекунство, пересмотреть завещание и прочее. Я по случаю всего лишь представитель людей, заинтересованных в судьбе Люши.
– Наследство, говоришь? – Цыганка выделила из рассказа важное, с ее точки зрения. – Богатая, значит, будет? Это хорошо. А у того, пожилого, семья-то есть?
– О, есть, и очень, очень большая! – улыбнулся Аркадий. – Почти как ваш табор.
– А жена его, дети как к цыганам относятся?
– Если честно, то я не знаю, – признался Аркадий. – Думаю, что обыкновенно. Что ж цыгане? Люди как люди…
Цыганка скупо улыбнулась наивности молодого человека и еще раз сверкнула глазами в сторону своей молодой спутницы. Но, как известно, слово не воробей, вылетит – не поймаешь…
– Так станете ли песню слушать? – деловито спросила она.
Горящий действенным нетерпением Аркадий уже открыл было рот для отказа, но Адам положил свою кисть на локоть друга.
– Да, пожалуйста, спойте для нас!
Собирались уже уходить, когда заговорщицки ухмыляющийся Афанасий Портков неожиданно принес шампанское в ведерке со льдом.
– Мы не… – недовольно начал Аркадий, но буфетчик угодливо изогнулся и осмелился перебить.
– Извольте принять! Медикусу Аркадию Арабажину от столика Арсения Троицкого, известнейшего пиита, гостя с берегов Невы.
Аркадий поморщился от досады. Не померещилось, значит… Песни, пляски, шампанское… В результате – еще одна задержка!
– Передайте господину Троицкому мою благодарность.
– Непременно-с.
В тоне буфетчика, узнавшего о важных знакомствах как будто бы незначительных случайных посетителей, явно прибавилось почтения. Петербургский поэт бывал в «Яре» частенько. Но в первый раз на памяти Афанасия посылал шампанское мужчине! Обычно посылали как раз ему – московские поклонники таланта…
– Ну вот, придется теперь пить, – вздохнул Аркадий.
– Аркаша, ты коротко знаком с Троицким? – необычно оживился Адам. – А почему я о том не знаю?
– Случайная встреча, – недовольно проворчал Аркадий. – Я был пьян, растерял себя, взялся ставить диагнозы…
– Однако! – улыбнулся Адам и больше ничего не добавил.
– А что ж тебе? Ты разве любитель стихов?
– Кроме стихов, у Троицкого есть еще и нашумевший весьма роман. Абсолютно, восхитительно шизофренический и очень талантливый, на мой взгляд. Называется «Николенька». Там новорожденный ребенок описывается как пришелец, посланец из макрокосма, как сгусток каких-то космических стихий, которые поначалу причудливо взаимодействуют с обычным миром детской. Постепенно, по мере роста младенца, стихии утихают, смолкают, и на их место заступают обыденные детали – он начинает видеть и осознавать занавесочки в пятнах, обгрызенные им же погремушки, горшок, родимое пятно на лице няньки… Очень тонко написано… Слушай, познакомь меня с ним!
