Ознакомительная версия. Доступно 42 страниц из 209
И вот на этот-то короткий срок все дикие звери и зверюшки и чувствуют себя полными хозяевами своей пустыни. Они уже больше не слышат запаха человека. На них не охотятся. Уже нигде не видно капканов, расставленных для их ног, и отравленной приманки, так соблазнительно разложенной по тем местам, через которые им приходится пробегать. На заводях и на озерах дикие птицы токовали и безбоязненно подзывали к себе своих птенцов, чтобы научить их, как надо пользоваться крыльями. Рысь свободно играла со своими котятами, совершенно не ощущая в воздухе угроз со стороны человека; лосиха открыто входила в холодную воду озера со своим теленком. Соболь и куница радостно бегали по крышам покинутых на время хижин и шалашей; бобр и выдра весело хлопотали и постукивали в мутных лужах хвостами; птицы распевали – и по всей пустыне разносились гомон и песнь природы, как будто бы Великая Сила только в первый раз захотела показать все значение природы. Родилось на свет новое поколение живых существ. Это было время юности с десятками и сотнями тысяч маленьких живых существ, родившихся у диких животных и птиц, игравших в свои самые первые игры, воспринимавших свои самые первые уроки и быстро подраставших навстречу угрозам и приговору их первой, приближавшейся к ним зимы. И Добрый Дух лесов, предвидя то, что должно было произойти, уже всего припас для них в достаточном количестве. Всего было много. Брусника, черника, можжевеловые ягоды и рябина уже поспевали. Ветви деревьев и кустарников обвисали от тяжести шишек и семенников. Трава была зелена и нежна от летних дождей. Клубни луковичных растений почти целиком вылезали из земли; в заводях и по берегам озер кишела масса еды, а над головой и под ногами всего было столько, точно безостановочно сыпалось на землю из рога изобилия.
В такой-то обстановке Нива и Мики наслаждались своим полным и безграничным благополучием. Они лежали в этот августовский полдень на нагретом солнцем выступе скалы, царившем над этой полной чудес долиной. Наевшись до отвала сладкой брусники, Нива заснул. Мики только жмурился, вглядываясь полузакрытыми глазами в легкую дымку, окутывавшую долину. До него доносилась снизу музыка от ручьев, бежавших между камней и через каменистые перекаты, а с нею вместе и мягкий, убаюкивающий летний шум от самой долины. Он как-то неспокойно заснул на полчаса, а затем открыл глаза и стряхнул с себя дремоту. Острым взглядом он оглядел всю долину. Затем посмотрел на Ниву. А тот, жирный и ленивый, так и проспал бы без него до самой ночи. Теперь уж Мики приходилось его беспрестанно расталкивать. И вот Мики сердито два или три раза забрехал на него и дернул его за ухо.
– Да проснись же, наконец! – казалось, хотел он сказать. – Ну что за интерес дрыхнуть в такой чудесный день, как сегодня? Давай лучше спустимся к ручью и на что-нибудь поохотимся вместе!
Нива пробудился, вытянулся во все свое жирное тело и зевнул. Его сонные глазки тоже поглядели на равнину. Мики поднялся и издал низкий, беспокойный вой, что всегда означало для Нивы, что он хотел подвигаться. Нива ответил ему, и они стали спускаться вниз по зеленому откосу между двумя невысокими холмами.
Теперь уж каждому из них было почти по полгода, и по своим размерам они уже перестали быть медвежонком и щенком. Теперь уж это были медведь и собака. Угловатые формы Мики уже сгладились и приняли свой настоящий вид; его грудь развилась; шея вытянулась и уже не казалась такой непропорционально короткой сравнительно с величиной головы и челюстей, – и его тело увеличилось и в длину, и в обхват, и вся его фигура теперь была вдвое больше, чем у самой крупной обыкновенной собаки его возраста.
Нива потерял свою детскую шарообразность и неповоротливость, хотя еще больше, чем Мики, доказывал на себе, что он не зря провел эти полгода без матери. Но больше уж он не чувствовал той нежной любви к покою, которая наполняла его раннее детство. Кровь его породы уже начала сказываться в нем, и при встрече с врагами, во время борьбы, он уже не искал для себя безопасного местечка, а прямо выходил один на один, даже и в тех случаях, когда крайние последствия казались ему до ужаса неизбежными. Говоря проще, в нем, как и в большинстве медведей, стала развиваться охота к поединкам. Но если бы нашлось еще более подходящее определение, то оно могло бы с еще большим основанием быть применено и к Мики, этому верному сыну своих родителей. Он тоже был большим задирой. Оба еще молодые, они уже все были покрыты шрамами и рубцами, которыми могли бы гордиться под старость. Вороны и совы клювами и когтями, волки зубами, раки клешнями, – все они оставили на них свои следы, а у Мики на боку зияла плешь в восемь дюймов длины, оставленная ему на память волчицей. И теперь, когда Мики вел Ниву на новые приключения, медведь послушно следовал за ним, но уже с другим настроением, чем то, с каким он обыкновенно отправлялся промышлять для себя еду, которая всегда составляла для него главное в жизни. Это не значило вовсе, что Нива лишился своего аппетита. Он мог съесть в один день более, чем Мики в три, в особенности, если принять во внимание, что Мики ел два или три раза в день, тогда как Нива предпочитал кушать всего только один раз, но зато беспрерывно с рассвета и до ночи. Находясь в дороге, он всегда и не переставая что-нибудь жевал.
На целую четверть мили, в пространстве между двумя грядами холмов, где, картавя, по каменистому ложу стремился куда-то ручеек, тянулись заросли великолепнейшей во всей стране Шаматтава дикой черной смородины. Крупные, как вишни, черные, как чернила, и от спелости надувшиеся так, что чуть не лопалась на них от наполнявшего их сладкого сока кожица, ягоды свешивались с кустов целыми гроздьями и в таком множестве, что Нива мог свободно срывать их с веток ртом и есть. Во всей этой дикой пустыне ничего не могло быть более интересного, чем эти почти перезрелые ягоды черной смородины, и это ущелье, в котором они в таком множестве произрастали, Нива уже заранее стал считать своею личною собственностью. Мики тоже уже научился есть ягоды. Кроме того, Мики привлекало это местечко еще и по другим соображениям: здесь было много молоденьких куропаток и кроликов с нежным мясом и вкусным запахом, которых он ловил так же легко, как и глупых кур. Были здесь также кроты и белки.
В этот день, едва только они принялись набивать себе рты сочными ягодами, как до них донесся безошибочный звук. Безошибочный потому, что они тотчас же узнали, кто его производил. В двадцати или тридцати ярдах выше их кто-то шумно пробирался сквозь смородинные кусты. Какой-то неизвестный похититель вторгался в их сокровищницу, и тотчас же Мики оскалил зубы, а Нива в злобном ворчании сморщил свой нос. Оба они подкрались на цыпочках к тому месту, откуда доносился этот звук, пока наконец не увидали себя на небольшом открытом пространстве, которое было так же плоско, как стол. В центре этого пространства росла группа смородинных кустов не более двух ярдов в обхвате, и почти сплошь черных от ягод. Перед ними, поднявшись на задние лапы и захватив в передние отягченные плодами ветки, стоял большой молодой медведь, раза в четыре больше, чем сам Нива.
В первый момент гнева и удивления Нива не принял во внимание эти размеры. Он испытывал приблизительно то же самое, что и человек, возвратившийся к себе домой и увидевший, что всем его имуществом распоряжается кто-то другой. К тому же в нем заговорила еще и амбиция, которую, как ему казалось, было легко удовлетворить, а именно – выбить спесь из представителя его же собственной породы. То же чувство, казалось, испытывал и Мики. При обыкновенных условиях он немедленно пустился бы в драку и прежде, чем Нива решился бы выступить сам, он уже подскочил бы к бессовестному браконьеру и вцепился бы ему в горло. Но сейчас что-то осаживало его назад, и Нива бросился на ничего не подозревавшего врага и, как молот, ударил его своим телом прямо по ребрам.
Ознакомительная версия. Доступно 42 страниц из 209
