— Дурак он, твой Анатолий! Он еще будет кусать локти, ну и поделом! Я о Сергее говорю. Неужели тебе еще неясно, что он влюблен в тебя по самое не могу?
Ирина вдруг покраснела, прикусила губу, отвернулась. Августа молча потрепала ее по руке, затем встала и кивком головы позвала за собой, в обратный путь.
На пляже, куда пришли Августа с Ириной, играли в жмурки. Анатолий с синей косынкой на глазах, растопырив руки, топтался как медведь, пытаясь найти Лину. Она стояла в общем кругу и вместе со всеми двигалась по часовой стрелке. Остальные кричали Анатолию: «холодно», «теплее» или «горячо», и он шарахался из стороны в сторону, хватаясь за головы, руки и плечи играющих, но Лину поймать никак не мог. Игроки хохотали, визжали, кричали — шум стоял на весь пляж. Ирина с Августой переглянулись, а потом отошли от толпы подальше, разделись и направились к воде.
Морская вода обладает многими чудесными свойствами. На Ирину она действовала успокаивающе. Качаясь на медленных волнах, она уносилась в мир своих грез. Кто она в этой огромной стихии, малая песчинка, капля в море?
Слушая то нарастающий, то затихающий звук прибоя, она думала о смысле своей жизни и жизни вообще. Неужели мы рождаемся на этот свет лишь для того, чтобы страдать, тосковать, сожалеть? Мы тратим время на обиды, ссоры, сплетни, пустой вздор, месть, амбиции, а на любовь почти ничего не оставляем.
— Ирина-а-а! — надрываясь, кричала Августа.
«Это меня?» — встрепенулась Ирина и перевернулась со спины на живот. Она посмотрела в ту сторону, откуда доносились крики, но ничего не увидела. Она вертела головой во все стороны, но кругом была одна вода. Волны, еще недавно такие тихие и ласковые, стали беспокойными, даже грозными. Они захлестывали ее и закрывали обзор. Оставалось лишь плыть туда, откуда слышались уже неясные крики. Ирина испугалась, но в панику не ударилась. Она понимала, что паника сделает ее слабой и тогда…
И все же страх победил. Он сжимал горло, мешал дышать. Ирина барахталась на месте, беспорядочно перебирая ногами и делая круговые движения руками. Она жмурилась от соленой воды, заливающей лицо, открывала рот, чтобы сделать вдох, но и рот заливала вода. Она начала задыхаться, кашель душил и отнимал последние силы. Вдруг почти рядом раздался крик: «Ирина!»
Она отозвалась, но вместо слов у нее получился птичий клекот. Она снова сделала попытку крикнуть и закашлялась. Неожиданно ее подхватили чьи-то руки.
— Ира, ты только отталкивайся ногами и все. Я помогу тебе, — раздался голос Сергея. — Толкайся ногами! Только ногами. Сильнее. Вот так!
Она изо всех сил забарабанила ногами и — о чудо! — поплыла! Сергей правой рукой греб, а левой поддерживал Ирину за талию, подталкивая ее вперед.
— Ты не стучи, а отталкивайся, слышишь? — крикнул Сергей.
— Угу.
— Вот так. Молодец! Еще!
К ним уже плыли Леша, Анатолий, Петя и даже Августа. Сергея сменил Леша. Вскоре подплыл запыхавшийся Анатолий и подхватил Ирину с другой стороны. У нее иссякли последние силы. Анатолий вынес ее, обмякшую, тяжелую, бледную, на берег и, пройдя десять шагов, рухнул вместе с ней на песок.
Весь следующий день она пролежала в постели. Катя с Августой ухаживали за ней по очереди, а к вечеру она встала, но в ресторан не пошла. Анатолий принес на подносе салат, жареную рыбу и булочку с чаем и не отставал от нее, то уговаривая, то заставляя съесть еще кусочек, пока она все не съела.
— Ну что ты сидишь? — пожалела она его. — Иди, отдыхай. Августа сказала, что сегодня какие-то артисты приехали. Будет весело.
— Может, вместе пойдем? — неуверенно спросил он.
— Нет, у меня голова еще кружится. Я лучше почитаю. А ты иди. Только рубашку переодень.
Она смотрела, как он переодевался, торопливо, не попадая в рукава, в глубине души еще на что-то надеясь. Но он ушел, даже не оглянулся.
Оставшись одна, она вышла на террасу, села в кресло и набрала номер Алениного мобильника.
— Доча! Здравствуй, моя хорошая!
— Мама? Ты откуда?
— Из Турции.
— Правда? А слышно очень хорошо, как будто ты рядом говоришь.
— Ну и прекрасно. Как ты живешь, доченька?
— Нормально. Сегодня мы с бабушкой окучивали картошку.
— Какая ты у меня молодец!
— Я целых пять рядков прошла. А знаешь, какие они длиннющие? От павленковского забора до крыжовника целый километр!
— А где бабушка?
— Она печет мне оладушки. А я навожу порядок в ее шкатулке. Тут всякой муры полно, половину сейчас выброшу.
— Аленушка, только сначала с бабушкой посоветуйся, ладно? Вдруг какая-нибудь вещь ей дорога, как память. Поняла?
— Угу. Мама, ты это…
— Что, доченька?
— Ты там сильно не бегай по магазинам, ладно? Не надо мне никакого беби-долла.
— Это почему?
— Бабушка говорит, что тебе надо отдыхать, а заботы старят. Я не хочу, чтобы ты рано состарилась.
— Солнышко мое родное, — голос Ирины дрогнул. — Я уже купила тебе кое-что…
— А что? — звонко выкрикнула Алена. — Платье?
— И платье, и юбочку очень симпатичную, и еще… Но это сюрприз.
— Классно! Ура! Что? — спросила она кого-то. — Это мама. Сейчас… Мам, с тобой бабушка хочет поговорить.
— Ира? Это ты? — раздался немного встревоженный голос Полины Юрьевны.
— Я, мама. Как у вас дела? Не болеете?
— Да что нам сделается? Как у вас там? Мне какой-то сон приснился…
— Какой?
— Не буду говорить. Да ну его! Ерунда на старости лет стала сниться. Ты там далеко не заплывай. Поняла? Это тебе не наше озеро, чтобы всякие заплывы делать. С Толей вместе купайся, одна в море не заходи.
— Ладно, мамуль. Не зайду. У папы рука зажила?
— Я облепиховым маслом его вылечила. Мазала, мазала, рана и затянулась.
— Ну ладно, передавай ему привет. Аленку далеко не отпускай. Я потом еще позвоню. Не скучайте. Пока!
Ирина откинулась в кресле, прикрыла глаза, задумалась. Как жить дальше? Августа говорит, что Сергей влюблен в нее. Но он еще мальчик. Зачем она ему? Что у них общего? Кроме секса, ей нечего дать ему. Разве что разбитое сердце и страх остаться одной? А еще неясные, тягучие, как резина, и древние, как египетские сфинксы, мысли? Нет в ней резвости Лины, юной бесшабашности Кати, кокетства и энергии Августы. Какое-то аморфное, с кучей комплексов, неуклюжее существо. Именно от таких сбегают мужья.
Ирина почувствовала, что расплачется, горько, навзрыд. Она встала и пошла в комнату, к тумбочке Анатолия, в которой хранилась бутылка коньяка. «Для поднятия тонуса», — объяснял Анатолий, выпивая по пятьдесят граммов перед дискотекой. Может, и ей поднять тонус? А то он зашкаливает ниже нулевой отметки. Ирина налила в стакан коньяку, морщась от отвращения, выпила. Затем схватила лежащее на столе яблоко, откусила большой кусок, пожевала, перевела дыхание. Надо куда-нибудь идти. Все равно куда, только не сидеть в этой комнате.
