Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 70
После ее ухода я поняла не только то, что Икки не волнует катастрофическое демографическое положение России, но и то, что у нее снова начался «постразводный» кризис, вызванный ее психическим состоянием страха перед одиночеством после расставания с очередным мужем, который выражался в следующем странном поведении моей подруги.
Как показал опыт, после расторжения брака что-то переворачивается в ее мозгах, и до тех пор, пока она снова не выйдет замуж, Икки преследует одна и та же мысль: что до самой смерти у нее не будет близости ни с одним мужчиной. Мысль эта перерастает в болезненную манию, от которой ей становится тошно, в результате чего подруга моя начинает спать со всеми, кто встречается на пути: сантехниками, официантами, профессорами, бандитами. Социальный статус партнера ее не интересует. Как-то она по секрету призналась мне, что просто-напросто ей неловко отказать: «Ну не могу я твердо сказать «нет» мужчине, даже самому затрапезному, плюгавому, даже если он сразу на всех зверей похож!» Но теперь-то я знаю, что это был не секрет, а своего рода оправдание бурным и неудержимым желаниям своим.
В эту ночь я долго не могла заснуть – сначала думала об Икки с официантом, как они сидят, а может, уже и лежат в пустой аптеке посреди столов с суппозиторными разделителями, инструментов, смахивающих на скалки (только плоских), досок для скатывания свечей, картонных заготовок (которые завтра посредством заботливых рук Иннокентия должны превратиться в коробочки), гор рецептов, что претерпят метаморфозу и превратятся в твердую дозированную лекарственную форму, предназначенную для введения в полость самой неприличной части тела.
Потом я подумала о Пульке. Что, если она действительно не на дежурстве, а резвится с каким-нибудь медбратом? Но решив, что это ее личное дело, мысль моя полетала, полетала бесцельно минуты две и в конце концов приземлилась в деревне Буреломы, откуда вылезти не могла аж до пяти часов утра – в шестом ее придавил тяжелый сон.
* * *
После празднования старого Нового года миновала неделя. Многое произошло за это время, а одно событие и вовсе потрясло меня (впрочем, не только меня, но и всех членов нашего содружества, за исключением, пожалуй, Адочки, которую уже ничего не могло потрясти из-за того, что она полностью погрузилась в создание эксклюзивной формы для сотрудников аптеки «Моторкина и Сº»).
Но нет, нет, нет! Все по порядку, а то обязательно упущу что-то важное.
На следующее утро, выпив три чашки кофе и выкурив пять сигарет, я прямо в пижаме решительно села за компьютер, как-то уж очень ретиво открыла новый файл и, не щадя пальцев, забарабанила по клавиатуре. Однако стучала я недолго – хватило меня только на «План романа „Безумный ревнивец“. Затем я призадумалась и стала подбирать в уме другое название: «Может, лучше „Полоумный ревнивец“, или „Одержимый ревностью“, или „Маньяк-ревнивец“, а может, „В квартире с маньяком“? Я долго мучилась, выбирая название, потом написала их все, а чуть ниже в скобках припечатала: «Любочка, полагаюсь на твой вкус)». Но затем весь этот текст уничтожила, поняв, что зря только время трачу – все равно название изменят, как изменили заглавие моего предыдущего пасторального романа – вместо романтического «Птичница и пастух» его переименовали в «Секс на сеновале». На мой вопрос, чем им не пришлись по душе «птичница с пастухом», Любочка ответила, что «Секс на сеновале» будет раскупаться значительно лучше.
Я оставила в качестве рабочего названия «Безумный ревнивец» и, уставившись в одну точку, принялась сочинять сюжет. На экране медленно проплыла заставка «Твори, создавай, созидай, гениальность!» Надо сказать, что после развода все мои плакатики-вывески, развешанные по всей квартире (как, впрочем, и заставка на компьютере), кардинально изменились в содержательном плане. Вместо прежней «Работай, бестолочь!» мелькало напоминание, что я гениальна и не работаю вовсе, а творю и созидаю! Из старых объявлений осталось всего два – это «Ни дня без строчки» и то, что висит на стенке над кроватью: «Дорогая, вставай, тебя ждут великие дела!» Все остальные претерпели крутые изменения. Не знаю, с чем это связано, но после расставания с Власом я стала ценить и любить себя намного больше, зауважала даже – наверное, за двоих. Жестокие плакатики на холодильнике: «Прежде чем открыть эту дверь, посмотри на себя в зеркало!», «Если и это не помогает, встань на весы!», «Заклей рот скотчем!» заменили радостные, оптимистичные, как-то: «Голубка, ешь, что хочешь!», «Ни в чем себе не отказывай!» и «Не таскай тяжести – это вредно для здоровья!» Согласно последнему объявлению, никаких тяжестей я не таскала, вследствие чего холодильник мой всегда был пуст, поэтому-то я никогда ни в чем себе не отказывала – открыв его, я моментально закрывала, так как взять там было ровным счетом нечего.
На смену напоминанию на входной двери о том, что «много пить нельзя» и что меня «это деморализует», пришло предостережение: «Милая, чрезмерное употребление спиртных напитков поражает печень, что предательски выдают темные круги вокруг глаз и нездоровый цвет лица. Нужно любить свою печенку, как, впрочем, и все остальное!»
До полудня, кроме названия будущего романа, я не написала ни строчки – на меня не самым лучшим образом подействовал вчерашний разговор с Икки. Я вдруг первый раз за два месяца почувствовала себя одинокой и никому не нужной. Мне тоже уже не двадцать, и у меня нет ни любящего человека рядом, ни детей, ни тому подобных семейных радостей. От этой мысли сердце мое сжалось, а душу будто в полиэтилен запаковали, и я впала в глубокую депрессию. «Ну почему, почему? – в отчаянии думала я. – Когда жила с Власом, нужна была и Кронскому – он каждый день письма мне строчил, словно добивался, чтоб я развелась, а когда добился – от него ни одного письма. Не может же знать он, сидя в Бурятии и лечась у тибетских монахов от импотенции и нездорового секса в общественных местах, что я рассталась с безумным ревнивцем! Почему тогда нет никаких известий от «лучшего человека нашего времени» с тех пор, как Влас привез мне в Буреломы целый ворох эпистол Кронского и устроил по этому поводу чудовищную сцену ревности, которая и положила конец нашим с ним отношениям?» Думать-то я так думала, но почему-то в тот момент меня не посетила одна очень простая мысль: какова будет моя реакция, если великий детективщик современности вновь появится в моей жизни? И вообще, хочу ли я этого?
Размышления мои были грубо прерваны телефонным звонком. Я сначала рассердилась, но вдруг где-то в подсознании мелькнуло – «А что, если это Кронский!», и я с надеждой схватила трубку.
Однако это был не «лучший человек нашего времени» – в ухо ревмя ревела Икки.
– Это я, – только и смогла сказать она. Моя подруга то заливалась, то заикалась, то хрюкала, то сморкалась.
– Что случилось? Икки? Ты меня слышишь?
– Эхр! Хр! Ой-й-й-ой-ой! – и снова приступ плача. Продолжалось так не меньше пяти минут, после чего она завыла, высморкалась еще раз и закричала в неистовстве каком-то: – Я старая? Скажи мне, я старуха? Только честно! Не пытайся меня успокоить! Я выгляжу старше своих лет? Я себя совсем запустила? Да?
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 70
