Он объяснил, как взорвал два судна в Гибралтаре и мост между Тарасконом и Бокэром, потом — броненосец в Специи и так далее, и так далее до Иокагамы и до поднятия белого флага, — по переданному от Фульбера по подводному телефону приказу, — на неподвижном буйке в гавани Сан-Франциско.
— Мне немало стоило труда, — объяснил он, — найти кусок необходимой материи. И я должен был взять парус с одной из шлюпок в самой же гавани Сан-Франциско… Это было в глубокую ночь, и меня никто не видал. Что касается самой надписи, то мне пришлось сделать ее кровью дельфина, которого я специально для этого убил…
Иктанэр с гордостью рассказал этот трагический эпизод, и следующими словами, точно передающими состояние его души, закончил свой рассказ:
— Ну что же! Отец мой и учитель, довольны вы мною? Как вы думаете, теперь люди покорятся вашей воле и вернут нашей расе владычество над миром? Или же нужно мне отправиться опять и истребить все, что я увижу плавающего на поверхности морей? Говорите! Приказывайте! Я буду с радостью повиноваться.
Если бы лица людей не были скрыты касками, то Иктанэр мог бы заметить, как при этих словах злой огонек блеснул в глазах монаха и жестокая загадочная улыбка скользнула по губам Оксуса.
— Надо подождать, сын мой! — отвечал Фульбер вздрагивавшим от жестокого удовольствия голосом. — Мы дали людям отсрочку до конца месяца, пусть одумаются, решат и ответят… Мы подождем!.. Что же касается того, довольны ли мы тобой, это — вполне!
Прошла минута молчания. Фульбер и Оксус видимо взвешивали в своем уме, что им осталось еще совершить для осуществления их мрачных и грандиозных замыслов. Иктанэр же очевидно отдался воспоминаниям о тех чудесных историях, которые поведал ему Фульбер насчет прошлого расы иктанэров.
Голос монаха — первый нарушил это молчание, чреватое неохватными мыслями.
— Сын мой, — проговорил он, — мы хотим доказать тебе наше удовлетворение. И для этого мы собираемся снять запрет, который может быть должен был показаться тебе тяжелым. Из благоразумия мы полагали препоны твоей свободе…
— Какие препоны, отец мой? — спросил Иктанэр.
— Оксус, — спросил монах, — ты будешь моего мнения, что дитя наше впредь может на свободе гулять вокруг Затерянного острова?
— Это именно я и собирался высказать, — ответил тот.
— Отлично! Тогда, сын мой, — заговорил снова монах, обращаясь к Иктанэру, — знай: доселе из-за страха только безопасности и в предвидении будущего мы просили тебя никогда не выходить из этих подводных гротов, служащих тебе жилищем и надежною защитой. Впредь же ты можешь по своему усмотрению переступать решетку, отделяющую тебя от свободного моря, и которую мы открыли лишь для дальних и вполне определенных путешествий. Отныне эта решетка будет или закрыта или открыта по твоему желанию.
— Благодарю, отец мой, благодарю вас! — с выражением полнейшего удовольствия воскликнул Иктанэр. — В самом деле, я немножко скучал от невозможности прогуляться, тихонько поплавать вокруг острова и дать себя покачать волнам на поверхности моря, под лучами солнца.
— Но мы должны тебе рекомендовать следующее, — проговорил Оксус: — никогда не удаляйся от Затерянного острова дальше одной мили и не будь в отсутствии больше пяти часов. И если во время твоих прогулок ты увидишь какой-нибудь корабль, то не показывайся ему, а если тебя застанут врасплох, не задумывайся взорвать его и перебить всех людей, которые попытаются спастись вплавь…
— Больше того, — заговорил снова монах, — мы должны тебя предупредить, что если ты будешь гулять даже среди скал Затерянного острова, то и тогда ты рискуешь встретить людей. Не обращай же на них внимания, не разговаривай с ними, даже не смотри на них. Их надо презирать! Это те люди или их потомки, которых мы некогда обратили в рабов; и они — наши слуги. Впрочем, я им велю не сметь приближаться к тебе и говорить, если они тебя увидят. Для них ты должен быть как господин, как Бог! Не снисходи даже до того, чтобы они увидели, что ты замечаешь их существование!..
— Ваше желание будет для меня правилом, — отвечал Иктанэр. — А могу ли я выходить с «Торпедо»?
— Да, — отвечал Оксус, — он всегда будет готов… Но с ним никогда не уходи дальше двадцати миль. И когда ты выйдешь без него, бери всегда с собой кинжал, чтобы оборониться против акул, которые могут тебя встретить.
— Хорошо, отец мой, я приму все эти меры и буду точно их исполнять.
— Так и надо, сын мой! — ответил монах.
— А теперь, — заговорил Оксус, — подними руки, чтобы мы могли тебя выслушать и посмотреть, хорошо ли твое здоровье?
С доверчивой улыбкой Иктанэр приблизился к Оксусу и поднял руки. Под мышками у него с каждой стороны серебристая чешуя оставляла между собой круглое пустое место в десять сантиметров в поперечнике. И на этом пространстве видно было белое тело Иктанэра, и на нем было по пяти горизонтальных щелей, имевших вид очень тонких губ. Это были внешние отверстия бронх, совершенно подобные жабрам акулы из породы скванов. Они-то и позволяли этому человеку дышать и жить подобно рыбам. Оксус раздвинул их складки и осторожно ощупал пальцем внутри их.
— Открой рот и вздохни сильно! — сказал он.
Иктанэр повиновался. Вода с силою ворвалась в рот, но почти сейчас же с кипением выступила в эти искусственные отверстия бронх, — он еще много раз правильно и ровно вздыхал. Тем временем Оксус приложил на грудную клетку юноши внешнюю трубку своего микротелефона, затем — на бока и спину. Он выстучал его и внимательно ослушал. Наконец удовлетворенно поднял голову.
— Все отлично, — сказал он внимательно ожидавшему Фульберу, — никогда еще наше дитя не чувствовало себя лучше.
Пока в подводном гроте происходили эти необычайные дела, не менее странные вещи, хотя и больше по-человечески, более натуральные и трагические, случились в одной из подземных комнат Затерянного острова.
С четверть часа спустя после того, как Фульбер и Оксус сошлись в коридоре, ведущем в лабораторию, Моизэта вышла из предназначенного ей помещения. Квартира ее, которую с ней разделяла ее служанка, негритянка Дора, состояла из двух комнат, выходивших в третью, кокетливо меблированную в стиле Луи XV. Как во всех гротах Затерянного острова, чистый воздух сюда проведен был извне при помощи специальных, снабженных вентиляторами, труб. Для испорченного же воздуха в углу каждой комнаты был устроен специальный поглотитель углерода. И здесь же стоял распределитель электрического отопления. Таким образом воздух в глубинах Затерянного острова всегда был чистым и ароматным от морского простора, в то же время и температура постоянно держалась на одном уровне.
Одетая в свое белое платье и пурпурный пояс, Моизэта, выйдя от себя, минуты две шла по узкому коридору и остановилась перед одной дверью. Здесь она нашла костяную кнопку звонка.
Почти тотчас же дверь открылась, и Моизэта вошла в небольшую гостиную, обставленную диванами, подушками и тяжелыми коврами. Ее приняла с поклоном и улыбкой старуха-негритянка.
