— Джек? — По голосу чувствовалось, что Минди Феррагамо немного нервничает. — Джек, ты меня слышишь? Я едва дозвонилась, и такие помехи на линии…
— Джек, — позвала Марианна, открывая стеклянные двери.
— Привет, детка, — ласково поприветствовал он жену, прикрыв трубку ладонью. — Где ты была? Опять ходила по магазинам?
Он вовсе не хотел, чтобы вопрос прозвучал саркастично, но заметил, как она напряглась.
— Ты занят, Джек? — поинтересовалась Минди. — Я могу перезвонить через час, о'кей?
— Боже! Да скажи же ей, что это Гавайи! — потребовала Марианна. — Объясни, что ты в отпуске!
Он только улыбнулся.
— О'кей. Итак, «конюшня сгорела»… — сказал он Минди. — А в остальном?
Эго была их старинная шутка: если он уезжал и Минди звонила ему, они приветствовали друг друга таким образом. Когда-то, еще на Седьмой авеню, действительно произошло нечто подобное. И вот теперь, когда он стал мультимиллионером, властителем империи моды, они все, еще продолжали шутить, как встарь.
Джек наблюдал, как слегка покачиваются соблазнительные бедра жены, обтянутые оранжевым цветастым полотном, когда она скрылась в комнате. Было что-то новенькое в том, что Марианна возражала против деловых звонков. Она просила его не отвлекаться на деловые вопросы, пока они будут на Гавайях. Джек этого не обещал, да и Марианна знала, что такое невозможно. И все-таки он не мог понять, что с ней творится.
— Звонила Сэмми Ларедо из Парижа. Я все сказала ей, Джек. Она хотела сразу же вернуться в Нью-Йорк. Я велела ей не торопиться. Но, знаешь, нельзя оставлять это в таком виде.
— Минди, не беси меня. — Он допил воду и поставил стакан на пол рядом с креслом. У него не было сейчас ни малейшего желания думать о парижских делах или о Сэмми. — Отложим этот вопрос, — сказал Сторм, наблюдая сквозь стеклянные двери, как жена разворачивает брошенные на кровать пакеты с покупками. — Оставим это до моего возвращения.
— Джек, послушай, пожалуйста. Она хочет переговорить с тобой в понедельник.
— Нет. — Джек следил за тем, как жена и младшая дочь освобождают от тисненой оберточной бумаги пару ярко-розовых национальных головных уборов.
— Послушай, Джек. — По резкому тону стало ясно, что Минди не на шутку обеспокоена. — Стала бы я звонить в Гонолулу, если бы не понимала, что это серьезная проблема? Сэмми — трудный ребенок, выросший на Диком Западе. Она упряма, Джек, и настырна, как и все там. Она не станет вот так запросто ждать в Париже решения своей судьбы.
Марианна соорудила на голове подобие чалмы, примеряя обновку, и стояла теперь посреди комнаты в узеньком кружевном бюстгальтере и вызывающих трусиках, состоящих из одних тесемочек. Джек припомнил, что это — вчерашние приобретения, и едва не схватился за голову, увидев на младшей дочери, Дженнифер, такие же пикантные штучки.
— Джек, я тебя не узнаю! Послушай, разве я когда-нибудь беспокоила тебя по пустякам? Но девочка в Париже, и меня волнует вопрос — к чему это приведет?
В трубке послышался легкий щелчок. Марианна сняла трубку в спальне и позволила себе вмешаться в разговор. В обычно нежном голоске слышались железные нотки.
— У нас отпуск, Минди! К черту дела! Я не желаю, чтобы ты сюда звонила!..
— Детка, — привычно обратился к жене Джек и укоризненно покачал головой, стараясь, чтобы она увидела его через стеклянную дверь номера.
— Это крайне важно, Марианна, — донесся далекий голос Минди. — Мне необходимо поговорить с Джеком.
— Я знаю, что это важно. Но мы на Гавайях, ты не забыла? — В непреклонном тоне миссис Сторм сквозила издевка. — Предполагается, что до Гонконга ты не будешь втягивать Джека ни во что. С ним здесь я, и, смею надеяться, я могу хотя бы ненадолго забыть о делах и о тебе. Вешай трубку, Минди! — Она с вызовом посмотрела на Джека, прижимая к уху телефонную трубку. — Все, Минди, все, — монотонно повторяла Марианна. — Вешай трубку, хватит!
Сердито глядя на жену и всем своим видом давая ей понять, что он ужасно недоволен, Джек Сторм торопливо сказал:
— Черт возьми, ты же видишь, Минди, я не могу сейчас разговаривать. Позвоню позже.
Он едва слышал себя, потому что Марианна продолжала настойчиво требовать, чтобы Минди повесила трубку.
— Нет, подожди, — повысив голос, распорядился он. — Лучше давай созвонимся завтра.
Он уже клал трубку на аппарат, когда Марианна распахнула стеклянные двери. Как всегда прекрасная, она стояла перед мужем, и ее огромные глаза метали сердитые молнии.
— О'кей, о'кей, — примирительно заговорил Джек, поднимая руки в знак того, что сдается, хотя и не испытывает раскаяния. — Ты добилась, чего хотела. Я от нее отделался. — Оба знали, что он имеет в виду; называть имен не было необходимости. — Повторяю тебе, Марианна. Никаких проблем.
В соседней комнате находились дочери, и по их позам — обе как бы невзначай замерли у открытых дверей, напряженно склонив головки, — Джек понял, что девочки прислушиваются к разговору. Ему совершенно не хотелось, чтобы разыгралась какая-нибудь отвратительная сцена. Раньше такого никогда не случалось, и Джек никак не мог понять, что же изменилось на сей раз.
— Господи, Марианна! — рявкнул он. — Может, ты отстанешь от меня? Все кончено. Я уже сказал тебе: все кончено!
Впервые он осознал, что не так уж сильно раскаивается. Во всяком случае, не из-за Сэмми Уитфилд. К тому же пока нет необходимости принимать решение. Он просто отошел в сторону, в чем, собственно, и обвиняла его Минди. Но он ни за что не будет торопиться.
Его жена, стоя в дверях, пристально рассматривала Джека с каким-то совершенно новым выражением лица. Все, что происходило на сей раз, происходило впервые. Даже то, как Марианна при этом выглядела.
— Ты дерьмо. — Голос Марианны Сторм прозвучал совершенно спокойно.
Она повернулась и вошла в номер.
6
— Как приятно, что вы мне позвонили. Это просто замечательно! Вы не выбросили утром мою карточку и вспомнили обо мне!
На сей раз на Алане де Бо был строгий темный костюм, белая шелковая рубашка и элегантный серо-голубой галстук. Выгдядел он потрясающе, это заметила даже Сэмми, ослепшая и оглохшая от своего несчастья. Глядя на молодого человека, она решила, что он действительно весьма красив. Может быть, ему кажется, что у них настоящее свидание? Сэмми вдруг задумалась, правильно ли она выбрала наряд, собираясь пойти поужинать. Глупо, но со времени разговора с Минди Феррагамо она чувствовала себя явно не в своей тарелке.
За последний час Саманта успела пережить целую гамму эмоций: шок, дикую ярость, гнев и наконец на нее навалилась страшная головная боль. Сэмми поняла, что необходимо вырваться из Дома моды Лувель, иначе она на стенку полезет. И она позвонила Алану де Бо — единственному, чей номер телефона в Париже она знала.
