– Порядок, – сказала в это время Одри, закончив возиться с его рукой.
Она потянулась назад, к стоящей на краю стола корзинке, и вытащила из нее широкую ленту чистого полотна. Платье на ее груди натянулось еще больше.
Чарли невольно застонал.
– Вы что-то сказали, Чарли?
– Н-нет.
– Если будет больно, скажите.
Одри снова низко наклонилась и принялась бинтовать раненую руку Чарли.
Он снова не сдержался и заглянул ей в вырез. Под платьем Одри не носила ничего – это он и раньше успел уже заметить. Чарли захотелось отрубить себе руки, сгоравшие от желания обнять это восхитительное тело, захотелось откинуться на стуле и выть, выть от сжигавшей его страсти.
– Ну, вот и все. Рану я обработала, теперь вам нужно немного отдохнуть, Чарли.
– Отдохнуть! Помилуйте! Я и так уже целых два дня только и делаю, что отдыхаю!
Одри нахмурила брови и строго взглянула на Чарли. Тот почувствовал себя последним негодяем и смущенно отвел глаза.
– Понимаете… Понимаете, мисс Адриенна, – начал он. – Клянусь, для меня сидеть без дела – сущая пытка. Мы с Лестером в самом деле хотим помочь вам с мисс Айви по хозяйству, раз уж мы задержались здесь. А вы ничего не позволяете мне делать, словно я какой-то инвалид.
Одри улыбнулась и отрицательно покачала головой.
Она смотрела на Чарли так, словно тот был каким-то нежным фруктом, который необходимо хранить бережно и осторожно, завернув для сохранности в толстый слой ваты.
Таким взглядом можно еще смотреть разве что на божка.
Одри закончила бинтовать руку Чарли и украсила повязку изящным бантом, приспособив для этого нашедшуюся в корзине яркую красную ленточку.
– Но, Чарли, вы же знаете: мы с тетушкой Айви будем бесконечно благодарны вам за помощь – но только тогда, когда вы полностью поправитесь, не раньше. Вы и так натрудили руку во время вчерашней репетиции.
Одри испытующе посмотрела на Чарли, а тот лишний раз удивился ее прозорливости. Вчера после репетиции рука у него действительно разболелась, но как она могла догадаться об этом?
Одри не стала дожидаться ответа. Похоже, что для поддержания разговора ей вовсе и не требовался собеседник, она прекрасно управлялась за двоих. Даже и не заметив того, что Чарли не удостоил ее ответом, она продолжила:
– Что же касается помощи, то мы и так ее получаем. Вот, к примеру, Лестер. Как вы думаете, чем он сейчас занят? Не знаете? А! А ведь он в эту минуту трудится на кухне – помогает тетушке Айви закатывать огурцы. Мы всегда в эту пору закатываем овощи в банки – огурцы, фасоль, перец. Одним словом, все, что к этому времени успевает вырасти на огороде.
Чарли оторвал взгляд от зеленых побегов дикого винограда, видневшихся в рамке окна, на которые он уставился, пытаясь отвлечься от прелестей Одри, и переспросил:
– Чем занят Лестер?
Боже, боже, помоги старине Лестеру выдержать это испытание! Столько времени находиться наедине с дамой! Как бы его удар не хватил!
– Я же сказала, – терпеливо повторила Одри, – Лестер занят на кухне. Помогает тетушке Айви закатывать огурцы.
Она поправила бантик на руке Чарли и отступила на шаг, любуясь своей работой. Затем осмотрела Чарли с головы до ног так, словно он был любимой собачкой, подготовленной к ежегодной выставке.
Впрочем, вряд ли в этом медвежьем углу бывают собачьи выставки.
Чарли понял, что ему нужно хоть на время расстаться с Одри. Если он целый день будет слышать ее болтовню, постоянно видеть перед своими глазами упругое покачивание ее прелестных округлостей, он просто спятит. К тому же долг дружбы призывал его поспешить на помощь Лестеру.
– Ну что же, мэм, – сказал он. – Раз уж вы запрещаете мне заниматься работой, тогда, может быть, я съезжу в город и привезу оттуда все, что вам нужно?
– Спасибо за предложение, Чарли. Это так мило с вашей стороны, – улыбнулась Одри, закрывая свою корзинку. Плетеная крышка никак не хотела закрываться.
А Чарли опять как завороженный не мог отвести глаз от груди Одри, четко обрисовавшейся под тонкой тканью.
Чтобы отвлечься, он снял со спинки стула рубашку, просунул руки в рукава и принялся застегивать пуговицы. Пальцы его заметно дрожали.
– Вы заметили, Чарли, что ваша рубашка стала как новенькая? – спросила Одри.
Она подошла к нему вплотную и принялась помогать справиться с пуговицами.
Рубашка и впрямь стала как новая. Да что там, она и новой не была никогда такой чистой и отглаженной. Что же касается дыры, оставленной пулей, то от нее и следа не осталось. Чарли потянул носом и принюхался. От его рубашки тонко пахло лавандой. Восхитительно. Ему всю жизнь хотелось, чтобы от его рубашки пахло лавандой, именно лавандой – этим удивительным цветком, в котором так причудливо перемешались мед и прохладная горечь.
– Так что, вы разрешите мне съездить в город? Черт, он спрашивает у этой девчонки разрешение съездить в город – ни дать ни взять, маленький мальчик, который просит о чем-то свою строгую мать!
– Чарли, вам нужен покой, отдых – какие могут быть поездки в седле да еще в такую жару?
Одри немного подумала и сказала, пролив каплю бальзама на душу Чарли:
– Вам ездить в город еще слишком рано, Чарли, но вот ваш друг, мистер Лестер… Я, пожалуй, попрошу его съездить за покупками. Тем более что он, наверное, уже устал от моей тетушки. Ведь ваш друг не слишком-то любит дамское общество, верно?
Черт побери, она снова продемонстрировала ему свою наблюдательность, эта мисс Одри!
Не дожидаясь ответа, Одри отправилась на поиски Лестера.
Впрочем, оно и к лучшему – ведь все равно Чарли находился в таком состоянии, что вряд ли смог бы вымолвить хоть слово.
Вскоре они вернулись вместе – Одри и смущенный донельзя Лестер. Мисс Адриенна сдержала свое слово и сумела – хоть и не без труда – вырвать беднягу Лестера из цепких когтей тетушки Айви. Одному богу известно, чего ей это стоило.
Лестер тяжело дышал и то и дело испуганно озирался по сторонам, словно опасаясь, что из-за угла к нему снова ринется неистовая тетушка Айви. Было видно, что он безмерно счастлив улизнуть с фермы. Во всяком случае, Чарли еще никогда не видел, чтобы Лестер так быстро оседлал свою Прунеллу.
Чарли долго провожал взглядом уносящегося по каменистой тропе Лестера. Ему отчего-то стало грустно, но это была легкая, светлая грусть.
Чарли вдруг вспомнил свое детство и свой родной городок в Джорджии. Как же получилось, что все это ушло – и юность, и музыка, и привычная работа, а сам он вдруг оказался на обочине жизни и стал тем, кем стал: лжецом и вором?
