Дрожа от желания, она шагнула в ванну и уселась на его бедра.
– Никогда не занимался этим в ванне, – сказал он, когда они стали возиться, примеряясь друг к другу.
Хихикнув, она легонько укусила его за ухо.
– А я занималась.
– Правда? Так ты все это время дурачила меня, Стелла. А я-то думал, что ты такая скромница…
– А ты поменьше думай.
Она нащупала его отвердевшую плоть и со стоном опустилась между его ног. Глаза ее закатились.
По мере того как разгорался их пыл, вода все обильнее разбрызгивалась по кухне. Когда же они, наконец, успокоились, воды в ванне осталось всего на два дюйма.
Крег поспешно оделся, опасаясь, как бы вдруг не нагрянули родители и брат Стеллы. Совесть вновь возвысила свой на время притихший голос: «В один прекрасный день ты из-за собственной глупости окажешься среди скованных общей цепью каторжников да еще и получишь тысячу плетей».
– О Господи, только не это! – пробормотал он. Стелла, вытиравшая пол тряпкой, в недоумении подняла на него глаза.
– Что ты сказал?
– Ничего. Поторопись. Она прыснула.
– Боишься, как бы нас не застали ма и па? Да не бойся ты. Они не вернутся раньше вечера. Вообще-то, – она игриво вскинула брови, – я думаю, у нас достаточно времени, чтобы повторить все сначала.
– Нет-нет, у меня нет времени. Хозяин сказал, чтобы я вернулся к четырем.
– Хозяин? – В ее глазах вспыхнуло презрение. – Да, совсем забыла. Ты же каторжник. – Но тут она улыбнулась, вспомнив о полученном удовольствии. – Ничего, любимый, зато ты мужчина что надо.
Выйдя из дома, они увидели группу каторжников на одной цепи. Зрелище было не из приятных. Скованные вместе попарно наручниками и кандалами, они двигались короткими шаркающими шагами под оглушительный лязг своих цепей.
Всего каторжников было двадцать, все в грязных, поношенных одеждах из грубой ткани. Такие одежды называли «сорочьим оперением», потому что одна штанина была черной, а другая желтой. Их Чисто выбритые головы прикрывали кожаные кепи, на спине у каждого красовался его номер. Все вместе они тащили длинное тяжелое бревно.
– Боже, – пробормотала Стелла, – они похожи на огромную сороконожку.
Конвойный подошел к девушке и, притронувшись к козырьку, сказал:
– Не угостите ли водой из своего колодца, мэм?
– Пейте, пожалуйста.
– Спасибо.
Она посмотрела ему вслед. Нахмурилась.
– Что у него там такое?
Кроме висящего за плечом ружья, у конвойного имелся еще и длинный бич с полотняным шаром на конце.
– Сейчас узнаешь, – ответил Крег. Конвойный выкрикивал приказ за приказом:
– Поторапливайтесь, черти косолапые. Положите это проклятое бревно. Поторапливайтесь, говорю я вам, не торчать же нам тут весь день. Эй ты, шестой номер, опускай комель. – Он щелкнул бичом, и полотняный шар ударил беднягу по голове. Тот упал на колени, потащив за собой своего соседа, и вся колонна заколыхалась.
– Это довольно мягкое наказание, – объяснил Крег. – Такой бич не лишает людей способности работать.
– Неглупо придумано. – И в тоне Стеллы, и в выражении ее лица он заметил нечто, оскорбившее его, – скрытое злорадство по поводу страданий других людей.
Когда каторжники ушли, она спросила:
– Когда мы снова увидимся?
– Я буду проезжать здесь. Такая у меня работа. Но мы не сможем заниматься тем, чем занимались сегодня, когда твои возвратятся домой. А насколько мне известно, они снова поедут в Сидней не раньше чем через три-четыре месяца.
Она надула губы.
– Не знаю, дождусь ли я…
– Обходилась же ты как-то до меня, – буркнул он. И вдруг нахмурился. – Ты сказала, что уже занималась с кем-то любовью в ванне. С кем же это?
– С моим братом Бобом, с кем же еще? – ответила Стелла не задумываясь.
Не говоря ни слова, Крег повернулся и пошел к своей лошади.
– Если бы ты жил в этом проклятом Богом месте и у тебя не было никого, кроме сестры, ты бы делал то же, что и Боб! – закричала она вдогонку.
Подъехав к дому, Крег поставил лошадь в конюшню, умылся и надел свежую рубашку. Затем постучался в парадную дверь. Его впустил дворецкий, каторжник Карл Ван Демир, некогда блистательный адвокат. Это был человек с неприметным лицом – бросался в глаза лишь большой красный нос луковицей.
– Хозяин ждет тебя в гостиной, – сказал он Крегу.
Следуя за Ван Демиром в большую комнату, Крег чувствовал, как колотится его сердце. К его изумлению, здесь собралась вся семья: Сэмюел Диринг, его жена Джоанна, Аделаида и Джейсон. Здесь же находился и губернатор Блай, чье присутствие немного обеспокоило Мак-Дугала.
Выглядел губернатор неважно. Похоже, его здоровье пошатнулось: он похудел, побледнел, под глазами залегли темные круги.
Как до него Гидли Кинг, Блай бросил перчатку богатым могущественным землевладельцам, среди которых самым заклятым его врагом был Джон Мак-Артур. Блай неумолимо проводил политику, начатую до него Гидли Кингом: запрещал офицерам заниматься коммерцией, преследовал торговлю ромом; более того, опротестовывал многочисленные решения о пожаловании земельных наделов, принятые государственным секретарем – офицером корпуса.
Блай заявлял:
– Я хочу покончить с Ромовым корпусом, в рядах которого давно гнездится предательство. Это навсегда положит конец тиранической власти военных, и тогда свободные люди и освобожденные заключенные смогут совместными усилиями обеспечить колонии долгожданное процветание.
Особенно тяжкое оскорбление он нанес Мак-Артуру, объявив того «самим сатаной, главным смутьяном, злокозненным подстрекателем». Однако мелкие землевладельцы были благодарны губернатору за то, что он отстаивает их права.
Поздоровавшись с миссис Диринг и Адди, Крег кивнул Сэму Дирингу и Джейсону. Затем с некоторой нерешительностью обратился к Блаю:
– Сэр губернатор, я очень рад видеть вас. Вы хорошо выглядите.
Сложив руки за спиной, губернатор уставился на молодого человека:
– Это ложь, Мак-Дугал. Выгляжу я хуже некуда. Где ты пропадал?
Проклятая совесть подсказала Крегу, что Блай намекает на его недавнее «купание» со Стеллой Джонсон.
– Где я мог пропадать? – сказал он с хрипотцой в голосе. – Объезжал ферму, чинил изгороди.
– Работник он замечательный, губернатор, – с гордостью сказал Сэм.
– Да, вы не устаете мне это повторять, Сэм. – Блай с улыбкой взглянул на Крега.
Молодой человек судорожно сглотнул.
