Тиарнан положил розгу, сбросил зеленую куртку – под ней на нем оказалась льняная рубашка, – а потом снова поднял прут и указал им на ворота церкви в двадцати шагах от них.
– Там – убежище, – сказал он.
Юстин посмотрел туда, начал поворачиваться, и Тиарнан обрушился на него, как ястреб на кролика. Ивовый прут опустился с шипением и ударил со щелчком. А потом Юстин вскрикнул от боли и бросился бежать. Тиарнан бежал рядом, нещадно его стегая.
Спустя минуту все закончилось. Юстин оказался по ту сторону ворот, цепляясь за них обеими руками. Он задыхался и хватал воздух громадными глотками. Спина и плечи его были покрыты кровавыми полосами. Тиарнан опустил покрасневший прут безобидно на изгородь, а потом демонстративно его переломил на две части и прошел обратно к колодкам. Он учащенно дышал, а руку, которой он произвел порку, саднило: без гордости или стыда он сознавал, что сделал все как должно.
– Можешь передать управляющему Монфором, – сказал он Кенмаркоку, – что Юстина выпороли.
Он не оглядывался вокруг, но почувствовал, как что-то пронеслось по собравшимся – словно стая птиц усаживалась на ветки после тревоги. Умиротворение, нарушенное поркой, снова охватило его. Он рассчитал правильно. Монфор будет удовлетворен поркой, но в Таленсаке знают, что ивовая розга, как бы яростно ею ни били, не сравнится с плетью и что наказанный во время бега отличается от человека, позорно прикованного к столбу. Юстин получил ровно столько, сколько, по мнению деревни, он заслуживал, а Тиарнану было чрезвычайно важно мнение деревни. Он никогда бы в этом не признался – в конце концов, поместье принадлежит ему и он не обязан советоваться ни с кем относительно того, что делает на своей земле, – но без одобрения Таленсака он чувствовал бы себя лишенным авторитета. Он швырнул обломки прута в ручей и добавил:
– Юстин заплатит за пиво и ставню, а остальную часть штрафа я выплачу сам.
Юстин поднял свою растрепанную голову.
– Мне не нужна ваша милость, маштьерн! – гордо заявил он.
– И ты ее не заслуживаешь, – ответил Тиарнан. – Но я все равно заплачу, чтобы поместье было свободно от всех долгов ко времени моей свадьбы, которая состоится очень скоро.
Из толпы донеслось:
– Ах!
– Благослови вас Господь, маштьерн!
– Радости вам!
Никто не спрашивал, на ком он женится: они уже много недель ждали этого известия. Тиарнан коротко кивнул, принимая поздравления, поднял свою куртку, повесил ее себе на плечо и пошел через мост и вверх по склону к своему дому в сопровождении радостной Мирри.
Юстин оторвался от церковных ворот, проковылял к ручью и стал смывать с себя кровь. Толпа начала расходиться. Его сестра подошла, чтобы ему помочь.
– Какая жестокая порка! – сочувственно проговорила она, макая угол передника в воду и вытирая им рубцы.
– Заткнись! – огрызнулся брат, морщась от боли. – Найди мой жилет, если уж хочешь помочь.
Юдит принесла его жилет и стала отполаскивать в ручье. Юстин сел на пятки и вытянул перед собой руки – перенапряженные мышцы дрожали.
– Господь свидетель, у этого человека рука железная! – объявил он. – Иисусе, вот больно-то!
– Не думал я, что он это сделает, – сказал его приятель Ринан. – Это ради-то управляющего Монфором!
Юстин бросил на него взгляд, полный глубокого презрения.
– Ты решил, что наш маштьерн сделал бы такое ради этого собачьего дерьма, управляющего Монфором? – вопросил он. – Разве он не лучший воин во всей Бретани? Разве я не видел, как он разбил мечом шлем своего противника так, что клинок на ладонь вошел в череп? Такой человек не испугается какого-то гололицего шакала из Монфора. Он выпорол меня потому, что это он сам хотел меня выпороть. И только он один имеет на это право.
Ринан был ошарашен.
– Я просто хотел сказать... – начал он.
– Ты сам не знаешь, что ты хотел сказать! – презрительно заявил Юстин. – Монфор не заставил бы нашего маштьерна даже блоху ловить!
Больше Юстин ничего не стал говорить: ему стыдно было испытывать благодарность к человеку, который только что его порол. Тем не менее он был ему благодарен. Юстин всю жизнь боялся оказаться беспомощным. Когда он услышал о том, чего требует управляющий Монфором, ему стало тошно от страха, который гордость не позволяла ему выказать. Его пугала не перспектива боли – в драках было больно, а ему они нравились, – а то, что ее придется выносить в беспомощности. Перед позорным столбом он мог бы даже сломаться и молить о помиловании, Господи сохрани. «Там – убежище», – сказал Тиарнан, и тогда боль стала в его власти: он мог положить ей конец, добравшись до ворот.
Юдит фыркнула и бросила брату жилет.
– Ты уважаешь только тех, кто может тебя побить? – спросила она.
– Я не уважаю тех, кого сам могу побить, – ответил Юстин со счастливо сохраненной гордостью.
В то же солнечное утро Элин Комперская сидела на кровати и смотрелась в серебряное зеркало. Это было большое зеркало, целых восемь дюймов в поперечнике, так что она могла видеть в нем не только свое лицо, но и плечи. Она проверяла, ровно ли лежит ее новая головная повязка. До чего она была красивая! Элин поворачивала голову из стороны в сторону, восхищаясь ее видом во всех ракурсах, а потом положила зеркало и сняла повязку, чтобы еще ею полюбоваться. Ярко-голубая, как незабудки, по краям украшена вышивкой из крошечных золотистых цветочков, и она была из чистого шелка! Повязку подарил ей Тиарнан в честь их помолвки.
Элин упала спиной на кровать, прижимая шелковый лоскут к сердцу и радостно улыбаясь. Ей семнадцать лет, и она выходит замуж! Она закрыла глаза, чтобы удобнее было радоваться: ей по-прежнему трудно было поверить, что это действительно так. Она не сможет принести мужу большого приданого, но это не имеет значения: он ее любит, и она станет его дамой. Хозяйкой поместья и женой лучшего рыцаря Бретани!
Элин была младшей дочерью Эрве Комперского, балованным ребенком большой семьи. Две ее старшие сестры вышли замуж уже давно. У обоих ее братьев были жены, которые старательно наполняли Компер детьми. Отец баловал ее – свою последнюю и самую красивую птичку. Она нежно его любила, но порой опасалась, что он никогда не позволит ей выйти замуж, что ей придется вечно делить комнату с кузиной и племянницами, ухаживать за отцом, помогать вести домашнее хозяйство – пока она не превратится в двадцатилетнюю старуху, которую придется поспешно выдавать замуж, чтобы не осталась старой девой. И вот теперь она – нареченная Тиарнана!
Этот брак был более удачным, чем у ее братьев и сестер. Эрве происходил из непримечательного рыцарского рода, и его скромного владения едва хватало, чтобы все его отпрыски и родственники могли вести приличествующую благородным людям жизнь. Тиарнан не только владел Таленсаком – процветающим поместьем, отстоявшим от Компера всего в полудне пути, – но и пользовался расположением герцога Хоэла. Все слышали, как герцог однажды объявил, что предпочел бы еще одного такого рыцаря, как Тиарнан, целому отряду простых солдат. Те, кто пользовался расположением своего сюзерена, могли рассчитывать на увеличение своих владений. Как чудесно, как радостно, что такому человеку захотелось жениться на ней!
