Любой, даже особо «отличившийся» арестант всегда испытывает уважение и почтение к доктору, да еще к такому прославленному, каким был ее отец. Доктор Джон Картер – лорд, отказавшийся от наследственного места в парламенте ради сомнительной карьеры среди презираемой в обществе публики. Именно таковыми были каторжники.
Внезапно молчание отца затянулось. И это встревожило Летицию. Она напряглась, словно перед приближающейся опасностью. Девушка уже собралась окликнуть замолчавшего отца, как очень знакомый голос заставил ее сердце учащенно биться. Она почувствовала, как кровь отхлынула от лица.
– Осужденный Королевским судом на длительные каторжные работы Джулиан Донован.
И почти следом – отцовское восклицание, растерянное, мучительное:
– Сэр?! Время пришло?
Летти задохнулась, сердце замерло, камнем упало вниз и разбилось на тысячу осколков. Ногам стало жарко, словно она опустила их в кипяток. Летиция вскочила, бросила на стол ручку, и чернила с перышка разбрызгались по чистому листу черными вытянутыми эллипсами. Этот голос ей знаком, знаком до щемящей боли в сердце.
– Гарольд?! Гарольд Маккензи! – Она вышла из-за ширмы, встала перед ним, трепеща от смешения охвативших ее чувств: недоумения, радости, нежности и негодования. – Ты жив, Гарольд? – Сейчас она поняла, что с течением времени и впрямь забываются все обиды. – Как ты здесь оказался в столь странном окружении, Гарольд?!
Каторжник удивленно приподнял правую бровь. И она снова услышала его бархатистый баритон, полный прежней чувственности:
– Миледи, похоже, путает меня с кем-то! Я никогда не носил этого имени. Я Джулиан Донован. Но даже самым близким людям не позволил бы называть меня домашним именем! – Он смотрел на нее свысока долгим, тягучим взглядом, каким всегда смотрит сильный мужчина в глаза притягательной для него женщины.
Он стоял перед ней обнаженный по пояс, загорелый, словно мулат, в потрепанных лохмотьях вместо брюк с подвернутыми до колен штанинами. Насмешливый, каким Гарольд никогда не был. Глаза на загоревшем лице казались совсем синими, словно стали ярче от солнца. На запястьях виднелись следы от кандалов.
– Мне лестно, что мисс приняла меня за джентльмена. Я Джулиан Донован. Рожден в деревне Тонтон на берегу Бристольского залива. Сын рыбака с Инфракумского побережья и простой крестьянки. Доктор, я не должен вести беседу с молодой благородной мисс. Не докладывайте о моей дерзости надсмотрщику, сэр! Простите! – Каторжник немного отступил в сторону, сгорбился и отвел глаза. – Мое почтение, мисс!
– Как ты можешь разговаривать со мной насмешливо?! И почему так странно, Гарольд Маккензи?! Не хочешь узнать свою невесту Летицию Картер? Я ведь по-прежнему остаюсь твоей невестой, Гарольд! – Летицию трясло от негодования. – Я не верю, что ты так долго можешь сердиться на меня. И за что? Ты же сам вел себя, словно восточный мужчина, охраняющий неприкосновенность гарема!
– Летти! Детка! Ты ошиблась! Ошиблась, дорогая моя пчелка!
Отец суетился вокруг нее, не зная, как переключить ее внимание. Вдруг Джон Картер схватил дочь за плечи и, пристально глядя ей в глаза, отчетливо произнес: – Летти, успокойся немедленно! Это не Гарольд! Ты привлекаешь к себе ненужное внимание охраны, Летиция…Очнись, дитя мое! – Доктор пытался привести дочь в чувство, умолял, упрашивал, пробовал говорить с ней приказным тоном, но ничего не помогало. Летиция была, словно невменяемая.
Гарольду было жаль Летицию. Он любил ее. Чувство это с годами окрепло, стало более острым и… мучительным. Зачем она изводит и себя и его? Они и без того принесли друг другу множество страданий. Гарольд пристально смотрел на Джона Картера, словно просил доктора предпринять что-нибудь.
– Сэр, уведите мисс отсюда! – Ни один мускул не дрогнул на его лице. – Я вполне здоров и пригоден для земляных работ, сэр! Я готов с покорностью принять все, что сулит мне судьба или Королевский суд!
Он не должен выдать себя ни единым движением, ни единым жестом. Он преодолел множество испытаний не для того, чтобы задание королевской разведки было провалено. Это его долг, и никакие оправдания не спасут от суда собственной совести.
Гарольд вышел из кабинета, сдерживаясь изо всех сил, чтобы не вернуться назад. Никто не должен знать, что творится в его сердце. Летиция тихонько охнула, и тотчас же запричитал, засуетился сэр Джон Картер:
– Летти, детка моя! Что с тобой? Юнь Чан! Как хорошо, что ты приехал, дорогой! Надо привести Летти в чувство и отправить домой, Юнь Чан!
Гарольд Маккензи шагал по узкому коридору в сопровождении охранника. Ему так хотелось вернуться, обнять Летти, осушить поцелуями ее слезы, крепко поцеловать в припухшие от рыданий губы. Он шагал и шагал, словно заведенный солдатик, и мысленно отдавал себе приказы: «Не поворачиваться! Не смотреть назад! Ты – Джулиан Донован. Тебя никогда не звали Гарольдом Маккензи. Ты никогда не обручался с леди Летицией Картер. Ты служил на военной базе в Хартлпуле всего лишь матросом и никогда не был морским офицером на «Бриллианте королевы». Ты родился в рыбацкой деревне Тонтон на берегу Бристольского залива. Ты Джулиан Донован, Мистер Ди!» Гарольд снова и снова повторял свою придуманную биографию.
Встреча с прошлым оказалась болезненной, все осложнившей. Теперь операция, порученная ему, в одно мгновение может оказаться на грани провала. Если поставить в известность руководителей в Лондоне, пройдет много времени. Заменить его сейчас на кого-то другого невозможно. Уйдет не менее года, чтобы подобрать подходящую кандидатуру. Но можно ли быть уверенным в том, что он больше не встретит Летти? Что взбредет в голову этой сумасбродке, горячо и страстно любимой им?
Одна надежда на то, что доктор Картер сумеет убедить старшую дочь в том, что она ошиблась, обозналась, приняла преступника за порядочного человека. Девушка смирится и не станет искать с ним встреч. Хотя… Гарольд усмехнулся. С ее стремлением всегда и во всем расставлять точки? О, бог мой, Летиция! А может… отложить операцию до лучших времен? Нет, он не имеет на это никакого, права.
Интересно, что будет делать Летти, вернувшись сегодня домой? Разочарованная! Расстроенная! Оскорбленная в своих лучших чувствах! Она ранима, словно ребенок. Похоже, и осталась такой, какой была годы назад.
Из сада доносились приглушенные мирные голоса Элис и миссис Джулии. Открытое окно спальни Летиции выходило на восточную сторону. Ветер колыхал москитную сетку. Яркая шелковая штора взлетала и опускалась в такт дуновениям ветра с моря. Посидев немного и успокоив тревожное биение сердца, девушка сняла шляпку и бросила ее на стул, расстегнула пуговицы и сняла платье. Достала из шкафа другое, из кремового жатого батиста, надела его и прилегла на диван, положив на лоб пузырь с холодной водой. Летиция незаметно задремала и проснулась от осторожного стука в дверь.
– Летти, открой! – прозвучал приглушенный голос отца.
Летиция встала, отодвинула ногой упавший на пол пузырь и отперла засов. Отец, взволнованный и взбудораженный, вошел в ее комнату, плотно прикрыл за собой дверь.
