Оскар соглашался с тем, что в его методе есть один недостаток: приходилось брать всех своих «слепых подруг» сзади. Он боялся, что его узнают, и потому никогда не целовал в замок и любовался их лицами лишь тогда, когда выслеживал их издали. Оскар даже говорил, что, если ему удавалось завязать девушке глаза, он все равно остерегался целовать ее в замок, из опасения, что она укусит его в губу или щеку и по оставленному ее зубами следу его опознают в милиции. Но он признался в одной навязчивой фантазии: он целует свою «слепую» жертву взасос, его язык глубоко входит в ее замок, и вдруг она с силой стискивает зубы и, словно в припадке эпилепсии, откусывает ему язык и выплевывает губчатый кусок мяса прямо ему в лицо. Кровь хлещет из его рта, и он видит, как откушенный язык падает ему на грудь. Он сказал, что благодаря этой фантазии сумел довести «скручивание» до совершенства.
Наметить жертву для «свидания вслепую», идти за ней незамеченным, фантазировать о том, что он с нею сделает, дразнить свое желание, словно пса, который только и ждет, когда его спустят с поводка, а потом, в один прекрасный момент, наконец «подбить» своей жертве глаз — в этом для Оскара и заключался весь смысл «свидания вслепую». Такие «свидания», как и другие рискованные предприятия — вроде ныряния под поезд за несколько секунд до его отправления, — представляли для Оскара единственный интерес в жизни.
Во время нередких совместных мероприятий Оскар выбирал себе какую-нибудь, на его взгляд, привлекательную девушку. Девушка обычно отвечала на его внимание улыбкой, и он тоже улыбался в ответ, как бы стесняясь подойти. При этом он негромко говорил Левантеру, какой, скорее всего, будет реакция этой девушки, когда, поймав ее в лесу или на улице, у скамейки в парке или в подвале, он заставит ее подчиниться. Он с подробностями сообщал, что именно будет делать, сорвав с нее одежду и насилуя ее снова и снова, пока наконец совсем не выдохнется.
Поначалу Левантер слушал Оскара со смешанным чувством страха и любопытства, стараясь как можно больше узнать о приключениях своего друга. Но немного спустя, когда Оскар стал вдаваться в эротические подробности, Левантер почувствовал, что он возбуждается и при этом непременно думает о девочке с длинной светлой косой.
Поскольку Левантера и Оскара часто видели вместе, один из вожатых, который знал Левантера еще в городе и симпатизировал ему, предупредил его насчет Оскара. Оскару уже дважды отказали в приеме в комсомол из-за плохого поведения, сказал вожатый; к тому же он не в ладах с законом и морально неустойчив. Левантер все это внимательно выслушал и пообещал держаться от своего приятеля подальше, но как только разговор закончился, выбросил его из головы и тут же вернулся к Оскару и их общим фантазиям о «свиданиях вслепую».
Оскар сказал Левантеру, что обнаружил в лесу короткий путь от лагеря мальчиков к лагерю девочек. Он сказал, что эта тропинка — идеальное место для «свидания». Лес там густой, темный, листва над головой такая, что заглушит все крики, а мох под ногами может стать удобной подстилкой. Если начать охоту за жертвой еще до сумерек, то можно успеть подбить ей глаз и к ужину незамеченным вернуться в лагерь.
Однажды мальчики отправились по этой тропинке на велосипедах. Где-то посредине пути Оскар остановился. Они оттащили велосипеды подальше от дорожки, спрятали в подлеске и стали наблюдать из густых зарослей за случайными прохожими. Когда показывалась какая-нибудь девочка, Оскар описывал, как схватит ее за волосы, как потащит в лес, как заставит опуститься на колени. Он представлял, как разорвет ее одежды, как сожмет ее подушки, как навалится на нее всей тяжестью тела, а она начнет извиваться под ним, и тогда он чуть-чуть отпустит ее, а потом наконец пронзит изо всех сил, одной рукой зажимая ей замок, чтобы она не кричала, а другой придерживая ее за веранду, пока она будет дергаться, обезумев от боли и страха.
Левантер слушал как завороженный. Все, что описывал друг, было для него приключением, волнующей игрой в прятки. Девочка, конечно, пострадает, но Левантер готов был согласиться с Оскаром, что синяки и царапины от насильственного вторжения — единственный источник ее боли. Он считал, что, впервые занимаясь любовью, даже добровольно, девственница непременно испытывает боль. Дефлорация есть акт насилия, мало чем отличающаяся от изнасилования. Он убеждал себя, что, если, как девственница в момент дефлорации, жертва его «свидания вслепую» не получит видимых ран и увечий, она сумеет даже получить некоторое удовольствие.
Расстояние между разговорами об изнасиловании и реальным изнасилованием все еще представлялось Левантеру огромным. Он старался убедить Оскара, что в лагере, в отличие от города, трудно остаться неопознанным. Но Оскар отмел его рассуждения как наивные. Страх везде одинаков, сказал он, любая ослепнет от паники, если наброситься на нее сзади, и совсем неважно, где и когда это произойдет.
Оскар перестал брать Левантера с собой на ту тропинку. Левантер решил, что Оскара раздражает его излишняя осведомленность, и он не хочет больше с ним делиться.
Как-то утром, слоняясь по спортивному магазину, обслуживавшему оба лагеря, Левантер увидел светловолосую девочку с длинной косой. Он постеснялся подойти к ней, потому что не знал, как завязать разговор. Он прокручивал в голове какие-то фразы, но все они казались ему бесполезными. Левантер осторожно протиснулся к прилавку. Он услышал, что продавец попросил ее прийти в пять часов, чтобы забрать сетку для настольного тенниса, которую она приносила в починку. Потом девочка вышла из магазина. Левантер незаметно следовал за ней, пока она не свернула в лес на ту самую тропинку. Он уже знал, что собирается сделать.
После обеда Левантер притворился, будто у него болит голова, и ему позволили остаться в койке. Он лежал, стиснув глаза, под одеялом и ждал, пока все переоденутся и уйдут на пляж. Потом выскользнул через задний ход и взял велосипед, оставленный вожатым, который, как знал Левантер, уехал в город и обещал вернуться только завтра. Левантер помчался из лагеря и вскоре оказался в лесу.
Там он свернул с тропинки в кусты и остановился. Он спрятал велосипед возле того места, которое Оскар назвал идеальным для «свидания вслепую», и замер за большим кустом в ожидании. Он посмотрел на часы: полпятого.
В лесу было тихо. Солнце только начинало клониться к закату и еще освещало привлекавшие птиц верхушки высоких деревьев, но внизу уже сгущались сумерки.
На дорожке показался одетый в форму лагерный сторож на велосипеде. Он пыхтел и задыхался, переезжая через корни, выступающие среди песка и мха. Наконец скрылся из виду. Левантер поймал себя на мысли, что совсем не хочет, чтобы она не появилась.
И тут увидел ее. Она шла быстрым, четким шагом, словно тренируясь перед парадом. Ее длинная коса раскачивалась из стороны в сторону.
Левантер ничего не почувствовал — ни возбуждения, ни страха. Он надеялся, что, когда придет время, его тело будет действовать само по себе, но сейчас не мог об этом и думать. Его взгляд и мысли были устремлены только на ее косу. Девочка была в нескольких шагах от него. Она перешла черту, которую он наметил для нападения.
