— Твоего ребенка!.. Это и мой ребенок, хочу тебе напомнить! И потом, мне все это осточертело!
— Что?
— Жить с тобой. Проводить с тобой отпуск. Я устал от твоих придирок, мрачности, паранойи!
За соседним столиком сидела красивая, типично итальянская пара. Мужчина был одет в белый льняной костюм, женщина в облегающих безукоризненную фигуру джинсах держала на коленях восхитительного херувимчика трех месяцев от роду, который безмятежно спал.
— Посмотри, — сказала я вполголоса, — какой у них счастливый вид! Почему у нас все не так?
Николя скосил глаза в сторону:
— И чего особенного ты в них нашла?
— Они хорошо одеты, стройны и, судя по всему, влюблены друг в друга.
— Ты знаешь, я тоже за ними наблюдал. Не думаю, что они так уж сильно влюблены. Ни словом не обменялись за весь ужин.
— Вот как? — спросила я с невольной надеждой. Конечно, это было глупо, но от его слов у меня поднялось настроение.
— И потом, их ребенок спит; поэтому нельзя утверждать, что он более спокойный, чем Леа. К тому же она не кормит его грудью, а дает бутылочку с соской.
— Знаешь, я думаю, что любовь — как снег: сначала появляется, потом исчезает…
— Нет… Нет, Барбара. Это не любовь исчезает, а время проходит…
Мы вернулись в номер измученные, готовые рухнуть от усталости, вместе с малышкой, которая задремала после еды. У нас больше не было желания обниматься.
Днем Николя несколько раз пытался заняться со мной любовью, но как только мы сближались, ребенок тут же просыпался, словно детектор секса. Что с нами произошло? Вернутся ли чувства? Объятия, ласки, слова любви… Мои нынешние взгляды на секс сильно отличались от тех, что были до беременности. Визит к гинекологу уже не смущал. Прежде мешала боязнь, а сейчас это стало равносильным тому, как если бы я показывала врачу руку или ногу. Произошла десакрализация, и все стало естественным, страх прошел. Наиболее священный внутренний орган теперь не был сокрыт. Сексуальности больше не существовало, потому что она — священное табу. Если показываешь женские органы, как руку или ногу, это означает, что в самом сексе уже не осталось ничего сокровенного.
Эротизм питается лишь ограничениями и запретами. Рождение ребенка снимает все табу. Сам секс не сексуален. Это воистину изгнание Адама и Евы из рая! Я больше не знала стыда, мое влагалище было местом выхода в этот мир, сначала разрушенным, затем восстановленным заново. Теперь я могла снова забеременеть. Я смотрела на мужчин примерно так же, как и на женщин. У меня было ощущение настолько сильной близости с Николя, что он казался мне братом, а не мужем.
Сейчас он спал, повернувшись ко мне спиной. Лежа рядом с ним, не в силах заснуть, несмотря на усталость, я думала: знают ли те пары, которые собираются жить вместе, что их ждет? Разве их предупреждают? Разве их к этому готовят? Нет, их оставляют наедине с прекрасными иллюзиями. Бедная Золушка, бедный Прекрасный Принц!.. Но хотя бы в вечер бала так, наверное, и должно быть?..
Что происходит потом? Во время беременности и после родов, когда уже не можешь заниматься любовью, когда люди отдаляются друг от друга, а твой любимый смотрит на других женщин. Когда ссоришься с ним каждый день из-за мелочей и понемногу смиряешься с тем, чтобы быть несчастным…
Есть любовь первых дней, и есть зрелая, та, что приходит после, о которой обычно никто не думает. Однако первая любовь — это пустяк по сравнению с любовью супружеской. Мы прекрасно знаем, что такое быть влюбленным, жить в мире прекрасных иллюзий, быть ведомым страстью. Но что такое жить с женой? Что такое спать с женой? Что такое узнавать жену после того, как она дала жизнь ребенку? Если любовь — это всего лишь первые ласки, то она меня не интересует. Если любовь длится столько же времени, сколько поцелуй, а потом умирает, то она меня не касается. Если она заключается в том, чтобы прожить несколько месяцев в абсолютном счастье, то это ничего не говорит мне о том, что такое любить по-настоящему. Если можно любить много раз, разных людей, разные тела, — я опять же не хочу об этом говорить. Если сердце сжимается при одной мысли о том, что ты можешь его потерять, — этого мне тоже недостаточно. И даже если любовь со временем изменяется, я верю, что она существует. Иначе жизнь не имела бы для меня большого значения.
26
Воспользовавшись тем, что ребенок заснул, я погрузилась в чтение книги «Стимулируйте нейроны вашего ребенка». В ней говорилось о необходимости развивать малыша с самого раннего возраста, и даже in utero[18]. Нужно активизировать связи между нейронами, что важно для развития мозга, и соблюдать следующие правила: воздерживаться от приема таблеток и алкоголя во время кормления: постоянно разговаривать с ребенком и восклицать «Молодец!» каждый раз, когда ему что-то удается сделать самостоятельно, показывать, что вы им довольны: играть; быть к нему внимательным; читать ему детские книжки с самого раннего возраста, чтобы приучить его к книгам; использовать те моменты, когда вы меняете ему памперсы, для поддержания эмоциональных связей; всегда реагировать, когда он плачет; массировать его трижды в день, чтобы избавлять от накопившегося стресса; петь песенки и при этом выразительно жестикулировать; делать процесс кормления приятным и не исключать из него общение; при любых обстоятельствах выражать свою радость и интерес к ребенку и ни в коем случае не проявлять перед ним свое тревожное состояние… Я закрыла книгу, изнуренная одной мыслью о том, что всю эту программу придется воплощать в жизнь.
Как далеко была Италия… как далеко и как близко! Пришел конец связи, созданной любовью из тесного переплетения двух тел.
Прощай, Сан-Франциско, со своими устремленными ввысь небоскребами, веселая компания на шоссе номер один, заговорщические улыбки, рука в руке, несмелые прикосновения чуть влажных губ… Прощайте, волшебные, безумные ночи в клубах и барах, наполненные смехом… Прощайте, все прошлые мужчины, которые, словно в песне, сыпались дождем, — больше никаких осторожных раздеваний, никаких прикосновений… Прощайте, романтизм, прекрасные планы, мечты, чары любви… Прощайте, готический город, томные ночи, насыщенные событиями дни, необыкновенные вечера… Прощай, страсть. Прощай, Венеция, прощайте, воздушные замки, прощайте, Азия, Африка и Америка. Прощайте, вспыхивающие в ночи огоньки, коктейли в глубоких креслах, контрастные ощущения от нагретой мебели и прохладных стен, квадратные комнаты, горничные в мини-юбках и манерные официанты; кожаная куртка и джинсы, клубы дыма, замаскированное соблазнение, постели с влажными простынями, дневное оживление, ночная лихорадка… Прощайте, певицы в ажурных платьях и веселые голоса, не смолкающие до четырех часов утра; прощайте, музыка, обволакивающая, словно сигарный дым, легкое будоражащее опьянение, пристальные взгляды, напряженный слух, фразы, прерываемые смехом, разговоры посреди всеобщего веселья, шепот на ухо, вслушивание в городские звуки, громкие и тихие, счастливая меланхолия, утонченный бред, женщина, которой нравится пробуждать непривычные ощущения, романтизм и печаль, прошлое, грустная и нежная созерцательность, — прощай, легкость!
