— Двигатель! Выключи двигатель!
Я выполнил его просьбу, и сразу наступила тишина.
— Выходи из машины, — приказал он.
Я, молча, открыл дверь и вышел из машины. Стоящий сзади подошел и осмотрел салон, а затем обратился к напарнику:
— Джино, обыщи его, — а сам чуть отошел в сторону.
Мне ничего не оставалось делать, как подчиниться. Это только в кино все делается легко и быстро, что можно расправиться с незнакомцами с автоматами, а в реальной жизни все не так просто. В зоне моей досягаемости находился лишь Джино, а он предварительно закинул автомат за спину, чтобы исключить вероятности мне дотянуться до курка. Тот, что отдавал приказы, сам отошел и наблюдал за обыском, а другой вообще стоял по ту стороны машины, так что получить пулю я мог в любой момент. Хоть у меня была и не плохая реакция, но не до такой, же степени, чтобы увернуться от пули на расстоянии двух метров, и когда автомат уже направлен в грудь.
Ребята были умелые. Джино профессионально провел обыск, достал паспорт и протянул, видимо старшему, а сам, отошел и перебросил автомат на грудь.
— Что ты здесь делаешь? — спросил старший, посмотрев документы.
— Заблудился.
— Заблудился!? — криво усмехнулся он. — А табличку, что была по дороге видел, что въезд запрещен?
— Так я никуда еще и не въехал, да и смеркается уже, что там разберешь. Хотел быстрее приехать, рассчитывая, что дорога приведет к жилью.
— Она и привела. Твой маршрут заканчивается здесь. Рамиро, — обратился он к стоящему по другую сторону машины, — садись и езжай, а мы пешком пройдемся за тобой следом до базы.
Рамиро проворно сел в машину, а Джино отодвинул бревно, и, дождавшись, когда машина проедет, положил его обратно.
— Пошли, — сказал старший, и кивнул мне на дорогу.
Я понимал, что попал на закрытую территорию и сомнения, что мне отсюда просто так не выбраться прочно поселились в моей голове. Солнце уже почти зашло, и его последние лучи еще пробиваясь сквозь кроны деревьев, слабо освещали дорогу. Шли мы не долго, минут пять, и вскоре вышли к небольшому комплексу зданий, огороженному забором. Меня провели ко второму от ворот дому. В сгущавшихся сумерках я смог увидеть, что это какая-то база подготовки. Мы вошли в коридор, который освещался слабой лампочкой, а по левую сторону была дверь. В комнате, что мы вошли, за столом сидел мужчина тоже в защитной полевой одежде, лет сорока, с небольшими усами, и плешивой головой. Он не был толст, а скорее даже строен. Он откинулся на спинку кресла и принялся сверлить меня тусклыми глазками. Под потолком гудела лампа, а из небольшого кондиционера едва чувствовалось дуновение ветерка. Я взглянул за окно, где уже наступила ночь. Здесь рассвет и закат, как вспышка, приходят и уходят быстро.
Мужчина посмотрел на меня, сопровождающий протянул мои документы, тот взял и промолвил:
— Не люблю не званых гостей, — и вцепился в меня взглядом.
— Согласен, — подтвердил я его мнение, — но так случилось.
— То, что случилось, не доставит тебе удовольствия. Мы чужих не любим. Как ты оказался здесь? Почти ночью?
— Я хотел посмотреть резьбу по дереву в одном из селений для своего салона.
— Салона? И где он твой салон?
— Во Франции. Я занимаюсь искусством. Приехал в Латинскую Америку изучать и подбирать произведения искусства.
— Ты думаешь, я этому поверю? Здесь в глуши? Искусство? Здесь нужно всего одно искусство — выживать, — и он взглянул на меня. — Ты думаешь, ты это умеешь? Надо проверить, — и он взглянул на стоящего рядом. В тот же момент я получил сильный удар по почкам. Боль пронзила тело, и я чуть согнулся.
— Не перестарайся, — сказал плешивый. — Ему надо еще что-то придумать для нас, чтобы вставить в свой рассказ.
Несмотря на боль, я лихорадочно искал варианты выхода из ситуации. Ясно, что церемониться они со мной не будут, но подождут. Мне стало легче. Теперь я был подготовлен к неожиданностям, но показывать вида, что мне не больно, не мог. Снижение болевого порога достигается либо лекарствами, либо тренировками расслабления мышц в нужный момент.
— Значит так. Это было так, предупреждение, чтобы ты понял, что говорить надо правду. Шутить я люблю в компании друзей, но не здесь и не сейчас. Так что думай. Я сегодня не расположен к беседе. Отведи его, — обратился он, — а завтра поговорим. Обращаться ко мне — господин Дуарте.
Меня вывели из дома и отвели в рядом стоящий бетонный сарай, где и заперли.
Помещение было с маленьким окном под потолком. В углу валялся старый матрац. Стены толстые и охраны никакой приставлено не было. Я лег на матрац и задумался. Ситуация была не из лучших. Надо думать, как действовать хладнокровно, спокойно, не торопясь, иначе мне отсюда не выбраться. Я не знал, какие планы у них относительно меня, и лишь на другой день понял, когда проснулся, задремав под утро.
Утром ко мне зашли и, дав поесть, отвели в здание, где располагался спортзал. В зале было два «курсанта». Я понял, для чего я им стал нужен, из меня захотели сделать «куклу», для отработки приемов. Это была база подготовки нелегальных боевиков, а также видимо использовалась как перевалочный пункт по контрабанде.
— Я тут поразмышлял, — сообщил мне Дуарте, который тоже вошел в зал, — и решил, что ты можешь принести пользу. Если выдержишь пять дней — отпущу, нет, значит, нет. Твоя задача проста — выстоять против моих ребят. Сегодня ты занимаешься с ними, — и он указал на стоящих крепких парней. В углу на стуле сидел не молодой худой мужчина.
Теперь я убедился в своих выводах, на мне должны отрабатывать удары и приемы. Снисхождения не будет, это не учебный бой. Я — «кукла». Отвечать будет надо, но не в полную силу, иначе какой я искусствовед, хотя было ясно, что никто меня отсюда не отпустит. «Куклы» должны молчать, поэтому их забивают до смерти. Умирать в мои планы не входило. В некоторых странах в «куклы» определяют уголовников. Сколько смогу продержаться? Надо хотя бы день, пока еще есть силы. Противники у меня были крепкие парни лет двадцати пяти.
— Вот вам партнер, — сказал им Дуарте. — Он поможет усвоить уроки борьбы.
— И во что мне это обойдется? — поинтересовался я. — В возможное уродство?
— В жизнь. Даром у нас только смерть, — и засмеялся.
В сложившейся ситуации я мог лишь обеспечить снижение болевого порога и, изображать попытки любителя уходить от ударов. А дальше я знал, что делать.
И началось. Я, как мог, уходил от ударов, бросков, но по лицу удары не наносились. Я бы мог их блокировать и просто убить одним ударом, надо знать, куда бить, а я знал, но не сейчас. Меня же здесь и пристрелят, зрители, в лице Дуарте. Когда я уже поднимался с трудом, подошел мужчина, до этого тихо сидевший в зале в углу, маленький, щуплый. Это был местный врач. Он осмотрел меня.
— Пусть отдохнет, — предложил он, — поесть дайте. Сейчас час отдыха, потом обед, потом еще час на отдых и можете продолжать.
