Решение пришло неожиданно: сработало то, что с собой мы взяли аж ящик водки и активно к нему прикладывались. Макс нашел какой-то служебный ход на летное поле, который никем не охранялся, и предложил ломануться прямо туда.
– Комерсы глупые, бля, – гнул свою линию Вадим. – Ну вышли вы на поле – дальше-то что? Самолеты стопить собрались?..
– Ну не самолеты, – возразил Доктор, – а вот кого-нибудь типа пилота поймать можно. К тому же здесь ловить вообще нечего. И народу больно много, душно. А там сядем тихонечко в кустах, на свежем воздухе – глядишь, чего-нибудь и придумается.
– Черт с вами, пошли! – Давик решительно взялся за вещи. – Идиотами были, идиотами и помрете, непонятно только, за что мне такое счастье.
На летном поле поздним вечером было и впрямь свежо и приятно. Немого раздражал шум от взлетов-посадок, так сами ведь место выбрали.
– Ну, – ухмыльнулся Вадим после того, как мы прикончили в кустах очередную бутылку, – и что вы собираетесь делать дальше?
Нам с Максом ничего не оставалось, как, завидев на поле очередного человека в темно-синей форме, подбегать к нему с неожиданным предложением в духе «шеф, а до Москвы никак подбросить не получится?».
Смех-смехом, а за несколько часов улетели все. Вадик – через Ульяновск, на кухне, Доктор – через Волгоград, чуть ли не в сортире. Дикими крюками, но куда деваться.
Мне же как самому спешащему уступили прямой рейс на Москву. Стюард посадил меня для начала в отсек, где под трапами лежали вещи пассажиров. И – приятный сюрприз – подсунул еще и попутчицу, очень молодую симпатичную девку.
Как джентльмен, предложил даме водки: «у нас собой было». Та отказалась, заметив, что охотно выпила бы вина.
И тут Остапа понесло. Я полез щупать беззащитные вещи пассажиров, будучи уверенным, что кто-то наверняка везет в Москву алкогольную продукцию Кавказа.
И не ошибся: быстро нашел пару бутылок, да еще и фруктов на закуску.
Любой уголовный кодекс трактует подобные действия как кражу. Но тут же дама рядом – а я наконец-то в Москву вырвался! Ничего, не обеднеют.
Тут спустился стюард. Не задумываясь о происхождении банкета, предложил перейти в грузовое отделение.
– Там, правда, попрохладнее, – с усмешкой заметил он, – но с этим вы, похоже, справитесь. Зато гораздо просторнее, да и курить можно.
Да, в грузовом отсеке было куда удобнее, хоть и поддувало. Мы расположились на каком-то продолговатом деревянном ящике и продолжали выпивать. Вино заканчивалось, перешли на водку. Обстановка вполне интимная, чего уж там – даром, что у барышни в пассажирском салоне летели какие-то мужики. Но до пассажиров далеко, а мы здесь вдвоем.
В какой-то момент я предложил сделать спутнице массаж, она не отказалась. Эротический массаж я к этому времени насобачился делать почти профессионально – так что все шло к пикантной развязке.
И тут проклятый самолет пошел на снижение. Эх, еще бы каких-то полчаса!..
После посадки ехидный стюард поинтересовался:
– Ну и как вам наш ящичек?..
– Ящик как ящик, довольно удобный.
– А что с одной из сторон крестик нарисован, внимания не обратили?..
– Нет, а что это у вас значит?
– Ну как вам сказать, – ухмыльнулся стюард. – Не так, чтобы только у нас. Вы, если не поняли, на гробу летели.
Я похолодел. Потрахаться на гробу, конечно, сильный экспириенс – но спасибо, не надо. Мы, конечно, склонны к экстремальному отдыху, но все же не настолько. Пожалуй, хорошо, что рейс не затянулся.
В зоне прилета спутница сразу ломанулась к своим, об обмене телефонами и речи быть не могло. Еще один упущенный шанс – впрочем, всех все равно не перетрахаешь.
«Хотя стремиться к этому нужно», – сказал бы по этому поводу Доктор.
Наша маленькая продовольственная программа
Торопиться в Москву, как выяснилось, было вовсе не обязательно: деньги так и не ушли, а потом накрылась и вся сделка. Впрочем, осенью 91-го в российской столице и так было чем заняться.
После путча начал расти курс доллара. В августе он только скакнул, а вот осенью рост стал стабильным – и весьма ощутимым: по всем признакам большой бизнес готовился к реформам.
Все активизировались, причем на опте товаров стало больше, а в рознице – меньше: торгаши их предусмотрительно придерживали. Цены начали расти всерьез уже в начале ноября. Причем не только на привязанный к доллару импорт, но буквально на все.
В том числе и на продовольствие. И тут у нас родилась очередная схема, сочетавшая некоторое остроумие с явной тривиальностью.
Мы с Максом вышли на натурального молодого спекулянта. Именно так – спекулянта: человек «сидел» на крупном продуктовом магазине и имел возможность вытаскивать со склада мелкооптовые партии продуктов. К примеру, полтонны сахара, который мы тут же, «с колес», перепродавали знакомым комерсам – с прибылью как бы не сто процентов.
Легко, быстро и удобно. С поправкой еще и на то, что спекулянт жил в двух шагах от меня, чуть ближе по Беговой в сторону Ленинградки. Чуть ли не в том же доме, где тогда обитали Орбакайте с Пресняковым. К тому же у него имелась машина – так что «на товар» можно было выезжать очень оперативно.
Сделки со съестным сильно подправили наше благосостояние, а с натуральными запасами произошел даже некоторый избыток: нередко приходилось брать долю не деньгами, а продуктами. «Хорошо хоть зима на дворе, – радовался Комиссаров, разгружая у меня на балконе ящики со сливочным маслом, – а то растаяло бы все, да и сыр бы испортился».
С сыром получилось особенно эффектно: продукцией одного из смоленских заводов были завалены холодильники (балконы тож) всех участников концессии. В какой-то момент мы уже просто не знали, что с ним делать, – и начали раздаривать. Эффектный ход: прийти в гости не с бутылкой коньяку, а с кругом сыра килограмм на восемь!
В общем, до Нового года схема работала вовсю, а вскоре появились новые варианты, связанные с конверсионной продукцией оборонки. Хата на Чертани вообще была уставлена образцами самых разнообразных товаров – от трубочного табака до «сырой» платины.
С образцами постоянно происходили забавные истории. Смешнее всего получилось с бутылочкой какого-то сверхэкзотического напитка из Крыма: то ли очень выдержанного портвейна, то ли редкого коньяка.
«Образец пить нельзя!» – сразу постановили мы. Тем более что бухло на хате, по идее, не переводилось.
Но как-то раз – взяло и перевелось.
Причем ближе к пяти утра – а с ночными ларьками на Чертани пока обстояло не очень.
И вот картинка: Сашки дрыхнут, а мы с Максом пребываем в несомненном недопое.
И – образец. Который, типа, пить нельзя.
Мы промучились совестью минут сорок. Потом проникли в комнату к спящим – и извлекли заветную бутылочку.
