Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 60
– Говори.
– Да при этом наслаждении конец мира забыть можно. Вот чего ты хочешь!
Старуха подпрыгнула, и глаза ее загорелись радостно-зловеще.
– Понимаю, страшно, страшно, плоть бьется от страха, и тебя это проняло, великий начальник. Уйти в бездну наслаждения, чтоб забыть, чтоб забыть, что надвигается?!! Земля трясется, а мы от наслаждения воем! Как хорошо, как хорошо! – закаркала Гардиста и опять запрыгала, махая длинно-острыми руками.
Фурзд молчал. «Вот как повернула ведьма. Неплохо!» – подумал он.
А старуха распалялась, кружась по комнате.
– А ты думаешь, я этого не хочу? А!!! – завопила она. – Утонуть в наслаждении, пропитаться им до каждой кровинки и показать всему миру, что не дух, а плоть – есть истина!
Думаешь мне охота корчиться от страха за родную плоть? Пусть другая будет, но с этой, с которой сроднилась, как жаль расставаться, страшно за себя! А в этом наслаждении все забудешь.
Фурзд махнул рукой.
– Бесконечное наслаждение?! Ну и ну! Это смотря в какую бесконечность занесет… Что, ты не знаешь, как плоть может мучиться? Все проклянешь. Я уже не говорю об аде.
Гардиста побледнела.
– А мы избежим ада! Я свое рыло знаю… Наслаждением под конец упьюсь! – взвизгнула она.
– Так пронюхай, нырни в свои подземелья, может, наткнешься на омст…
Гардиста, словно молодая, забегала по комнате.
– Да я спляшу до небес, если найду… И с тобой поделюсь, Фурзд, ты большой начальник, как я могу… без тебя меня придушат.
Фурзд вздохнул:
– Договорились… Но ты мне между делом мозги не терзай. Ишь, о чем визжала – бесконечность, смена плоти… Кто ты есть-то? Скажешь, смерти не боишься? Почему же все другие дрожат и чересчур злобствуют, что мало живут? Это трудностью стало в стране.
Гардиста остановилась перед ним и выпучила старческие глаза.
– А потому, что ничего не знают, что будет с ними, ада боятся и всякой гнусной неизвестности… А я, посмотри на меня, я живу и живу, и ничего меня пока не берет. Года не считаю. А если хочешь, покажу тебе, что значит злобствовать из-за малости жизни. Тут рядом, в сарае.
Фурзд насмешливо согласился.
Гардиста повела его в садик, в темноту. Но тусклый свет падал откуда-то. Фурзд увидел полудомик-полусарайчик. Гардиста открыла дверь. На кроватях лежали двое ауфирцев, которые встали при их появлении.
– Мрак мне с ними, – по-крысиному пискнула Гардиста. – Знаешь, кто за них просил?..
И она шепнула на ухо Фурзду имя. Фурзд отшатнулся.
– Но почему?
– Не знаю. Но раз попросил, такому лицу не откажу. Забочусь о них, – Гардиста закряхтела.
– А в чем суть? – спросил Фурзд.
– От злобы меня лечить просили. Очень злобствуют на ничтожность жизни…
– И что?..
– Бросаются. Преступления вершат и покой свой потеряли.
Фурзд строго посмотрел на человеков.
– Одного зовут Фит, другого Гур, – пояснила Гардиста. – Фит и Гур, сядьте. Не рассматривать вас пришли.
Фит и Гур молча присели на свои кроватки.
– Почему дрожите, твари? – резко спросил Фурзд.
– Жить хотим, – сказал Гур, – мы уже вблизи от срока, все прошло так быстро, и злы мы очень из-за того.
Гардиста пояснила:
– Первыми все время на людей бросаются. Многих уже загубили. Гур совсем недавно шел, шел и как вдруг бросится на старичка, который шел впереди. Горло ему перегрыз.
– Старик не представлял опасности? Самозащиты не было?
– Какая самозащита! Старичок-дурачок. Кругом народ.
– Иные старики очень агрессивными бывают. С оружием… Но вот, господин Гур, – обратился он к ауфирцу, – за безобидного старика по закону тебя повесить должны. У нас законы строгие. Ты убивай, но знай меру. Вы еще скоро на младенцев невинных будете бросаться.
Фит и Гур онеподвижились и молчали.
– Дурачье, – захохотал Фурзд. – И почему их тебе отдали? – обратился он к Гардисте.
– Ничего не помогало. Просто припадки злобы на них накатывались, за себя они тогда не в ответе находились. Мать родную придушить могут.
– Это уже слишком, – заметил Фурзд.
– Мои помощники их оберегают и стерегут. – Гардиста подмигнула самой себе. – А я их успокаиваю по-своему. Видишь, какие послушные у меня стали. Я люблю добро делать… – И она опять подмигнула. – Я в них тишину мертвую вселяю, но знаю: через годик снова завизжат. И еще сильнее.
– Ты их научи на клопов злобиться. Может, забудут тогда о людях.
Гардиста хохотнула, а потом добавила:
– В одном случае их покровитель их спас. Во время тайного праздника обращения к Понятному проникли как-то в один из Его, Понятного, Домов, выть стали, что никакой он не Понятный, а, наоборот, оскорбляли Всевышнего и Понятного. Еле-еле вытащили из этой ямы…
– За такое голову им мало свернуть, – ответил Фурзд, – чтоб не думали больше о Понятном.
И Фурзд, простившись с Гардистой, уехал, сказав на прощание:
– Пошепчи, может, найдешь.
Глава 11
Террап любил отдыхать в воде. Для этого во дворце Правителя ему был выстроен внушительный бассейн и рядом с бассейном – цветник. После завтрака Террап обычно сразу шел в воду. Он ложился на спину и в таком положении мог медленно плыть, устремив взор вверх в потолок. Так он существовал часами. Никто не мог тревожить его в это время. Никакое управление страной в этот период бытия его не интересовало. С самыми срочными делами никто не имел смелости сунуться.
Во время такого тихого плавания Террап иногда разговаривал с самим собой, в основном на отвлеченные темы. Порой вспоминал скудные данные о доисторических животных, которые были у него под рукой, о птеродактилях, впрочем, не любил думать, больше говорил сам с собой о мамонтах.
Через определенное время, варьируемое по его указанию, являлся служитель, помогал ему выйти из бассейна, одевал его, утомленного, и напоминал шепотом о текущем распорядке дня.
Террап слушал его с безразличным видом, весь уйдя в свои думы. Продолговатое лицо словно имело способность вытягиваться, когда он был доволен судьбой.
Следующий этап – первый обед. Первый обед он съедал один, без семьи. Отсутствовала в этой еде, в первом обеде какая-либо роскошь, кроме одной особенности, которой Террап весьма редко, но пользовался, причем с любовью.
Речь идет о том, что ему подавали блюдо с частями тел несуществующих. Вообще говоря, людоедство в Ауфири было строго запрещено, за это даже карали. Но исключением были так называемые несуществующие, которых Потаповы и Сергей видели один раз, когда сами сидели в клетке. Несуществующие – это те люди, которые считали себя несуществующими. Разрешение на поедание их плоти давалось потому, что их вообще не принимали за людей. И не только. Их просто не считали существами, любыми существами, даже травами. Так уж они себя поставили.
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 60
