Я вышел из микрорайона, где стояли многоэтажные дома, и осторожно, посмотрев налево и направо, перешёл дорогу.
Большинство детей, которые в это время играли на детской площадке, меня знали. Когда я приходил сюда, их глаза прежде всего устремлялись на мой полный карман.
Я кладу в протянутые мне детские ладошки по одному леденцу. Дети убирают свои руки лишь тогда, когда видят, что леденцы закончились. Когда я положил конфету в последнюю ладонь, кто-то робко протянул свою, оттеснив маленькие детские ручки. Но у меня больше не было ни одного леденца. Я нашёл глазами хозяина этой руки. Это был мальчик лет восьми, я видел его в первый раз. Он держал в одной руке персик, но всё равно тянулся за конфетой. Кожа вокруг рта была покрыта коростой.
— Извини, у меня больше нет леденцов.
Но мальчик всё не убирал руку.
«Ничего не поделаешь, у тебя же есть персик», — холодно сказал я и сел на скамейку.
Когда пустеет карман, дети больше не подходят. Наверное, потому что испытывают страх и отвращение к инвалиду.
Когда Пуён была маленькой, я думал, всё знаю про неё, как про себя. На самом деле я знал только, что у неё круглая попка.
Этот мальчик не подходил к другим детям, которые играли вместе, по-прежнему стоял поодаль и смотрел на меня. На его майке одно плечо было вытянуто, его хрупкие колени были в шрамах, и этим он не отличался от других детей. Но он, в отличие от остальных, стоял в стороне и, глядя на меня, с набитым ртом жевал персик. Яркая мякоть пузырилась, как кровь. Я больше не мог сидеть, отвернувшись, и делать вид, что он меня не интересует.
«Скажи мне, это кто?» — спросил я мальчика, который черпал песок и сыпал его в игрушечный самосвал.
— Не знаю, наверное, он недавно переехал сюда.
Мальчик искоса глянул в ту сторону, где стоял незнакомец, прежде чем ответить на мой вопрос. Тогда все дети, игравшие в песке, подняли головы и начали чирикать, как птенцы, выкладывая всё, что они о нём знают.
— Он живёт там, в районе Кинмаль.
Один ребёнок сделал вид, что дрожит от отвращения, будто трогает гадких насекомых. Район Кинмаль — это посёлок, который расселяют из-за строительства новых домов.
— Молчи, если точно не знаешь! Его мать продаёт суп с лапшой.
Другой ребёнок показал на столовую для рабочих на стройке.
— Знаете, у него есть собака. Говорят, что, хотя она бешеная, но на него не бросается. Она даже родила щенков.
Все дети вдруг замолчали. Теперь никто уже не играл в песок. Глаза детей загорелись удивлением, восхищением и любопытством, они заинтересовались стоящим в отдалении мальчиком и его бешеной собакой, полностью преданной ему, и начали перешёптываться между собой.
— А ты откуда это знаешь?
— Вчера он сам мне сказал. Он сказал, что если я никому не расскажу об этом, то он даже может показать мне щенков.
— Это враньё. Он это говорит, потому что хочет с нами играть.
— Нет, говорят, что по ночам он ходит по сосновому лесу со своей бешеной собакой и воет вместе с ней.
— Что ты, он же дурачок, зассыха!
Не обращая внимания на спор детей, мальчик пристально смотрел на меня тяжёлым, как металл, взглядом.
Дети, играющие в песке, не смогли ни о чём договориться и разошлись по домам, а он остался и достал из кармана второй персик. Липкий персиковый сок размазался возле гнойников у его рта, и напоминал кровь.
Я собирался встать, но без сил опустился обратно и подозвал его к себе. Сочная мякоть персика-сумильдо со следами его зубов была ярко-розовой. Когда я увидел это, то чуть не вскрикнул от нестерпимого зуда как в тот момент, когда палец домработницы щекотал мою десну. Он не подошёл ко мне, но и не собирался уходить, а всё так же стоял в отдалении.
Я вынул монету из кармана и опять сделал ему знак подойти.
— Хочешь это?
Мне показалось, он не понимает, что я ему предлагаю. Я поднял монету, чтобы ему было лучше видно.
— Сейчас у меня только одна, но если ты пойдёшь со мной, то я смогу дать тебе ещё. Ты хочешь пойти ко мне в гости?
Я не упустил момента, когда его глаза блеснули. Он колебался, спрятав жадность и страх в тупых глазах. А рука, держащая персик, уже опустилась.
Он нерешительно подошёл.
Я протянул руку ещё дальше, чтобы деньги стали ближе к его глазам. А потом легонько бросил монету в протянутую руку мальчика.
— Пойдёшь со мной? Конечно, тебе не обязательно идти. Но ещё не темно, поэтому мама, наверное, не будет тебя искать.
Наживки достаточно. Теперь осталось только подсечь и вытянуть. Я поковылял вперед. Мальчишка, весь обсыпанный коростой, молча несмело последовал за мной.
Я оглянулся лишь тогда, когда подошёл к своему дома. Мальчик тоже остановился. Какая-то грязная, жалкая, неизвестно откуда взявшаяся собака, следившая за нами, залаяла, кидаясь на тонкие икры мальчика. Ребёнок испуганно прижался ко мне, будто прося помощи.
— Не бойся, я прогоню её.
Я замахнулся на собаку палкой. Собака не убежала, она вертелась около его ног и хрипло лаяла.
— Ты живёшь в этом районе?
— Нет.
Ребёнок отвечал с набитым персиком ртом.
— Пойдёшь ко мне?
— У вас есть телик?
— Конечно. Ты, наверное, любишь мультфильмы?
Мальчик отвернулся и плюнул персиковой косточкой в собаку, которая продолжала лаять. Та схватила её и тотчас исчезла.
Я медленно поднимался по лестнице и прислушивался к звуку маленьких неуверенных шагов, следующих за мной.
Лишь когда мы вошли в переднюю, он открыл рот:
— Дедушка, темно, включите, пожалуйста, свет.
— Нет, ещё нормально.
В комнате было сумрачно, предметы виделись нечётко. Я показал мальчику, куда он может сесть, и включил телевизор.
— Если ты проголодался, можешь поесть, на кухне накрыт стол.
Мальчик, не отвечая, вынул ещё один персик и надкусил его.
— Откуда они у тебя?
— Это последний.
Быстро мелькали кадры. Я сел на край подоконника и смотрел на экран телевизора через голову мальчика. Я только мог догадываться, что индеец с воткнутым в волосы пером и белокожий мальчишка борются, но не мог следить за быстрым движением камеры. Ребёнок то тяжело вздыхал, забыв про персик, то бросался непонятными ругательствами, то издавал радостные возгласы.
В комнате стало совсем темно, виден был только его силуэт, синеватый от экрана телевизора.
По-прежнему было слышно, как в кухне капает вода из крана.
«Эй, сходи-ка на кухню и закрой кран», — сказал я ребёнку.
