Книга Лето, бабушка и я - Тинатин Мжаванадзе

При всей лучезарности моей жизни в ней были кое-какие темные пятна. Например, я ненавидела Отара — личного дядиного водителя.

Если бабушка мне радостно сообщала, что на этот раз в деревню мы поедем не на автобусе, а на дядиной «Волге», я мгновенно скисала, и в моем трепетном сердце оживала змея смертельной тоски: это означало, что в который раз мне придется вступать в беседу с отвратительнейшим человеком на свете — с Отаром.

Дело в том, что меня укачивало в машине.

Всякий, кто проходил через такое, понимает — человек в это время ужасно страдает и абсолютно беспомощен. Всех остальных пассажиров это раздражает — еще бы, им-то хорошо, они едут с ветерком, предвкушая цель путешествия, и любая вынужденная остановка действует им на нервы. Они не верят, что кого-то рядом с ними в самом деле мутит, бросает в холодный пот, ему сводит зубы и неудержимо тянет вернуть все съеденное обратно. Им кажется, что этот человек — аферист, мелкий пакостник и таким образом привлекает к себе внимание.

А бедолага в это время мало того что чувствует себя раздавленным червяком, так еще и ощущает волны всеобщего раздражения. Он изо всех сил старается прийти в себя, наспех дышит свежим воздухом и, снова сев в машину, с ужасом понимает, что может терпеть ровно минуту, вслед за которой накатит очередной вал тошноты.

Бабушка старалась продлить ремиссию, как могла.

— Садись посередине, выпрями спину и подбери живот, а главное — смотри вперед, на дорогу! — командовала она.

Дорога вначале шла мягкими, почти незаметными поворотами, бутылка холодного «Боржоми» мелкими глотками оттягивала неизбежное, а оно все приближалось: как раз там, гда начинались перевалы.

Боже! Как здесь красиво! Махинджаури, Зеленый мыс, Ботанический сад — сплошные облака из густейшей тропической зелени, с проблесками моря между стволов, оплетенные лианами стены, — и серпантин, нескончаемый, выматывающий, специально придуманный и построенный садистом, чтобы мучить бедных детей со слабым вестибулярным аппаратом.

Я начинала зеленеть как раз возле прекраснейшего Ботанического сада, бабушка трубила тревогу и старалась превентивно спасти салон.

Я вылетала на обочину, бабушка крепко держала мой лоб, дальнейшее описывать нет необходимости.

— Я же тебе говорил — не пей последнюю рюмку перед дорогой! — шутил шофер Отар, и все хохотали.

Он делал это каждый раз, когда мне становилось плохо. Шутка показалась мне несмешной даже в первый раз, но когда она стала непременным сопровождением укачивания, страдания прочно соединились именно с ней, и гнусный толстокожий Отар стал воплощением всего самого бесчувственного, грубого и враждебного.

— Ну что, выпила-таки свою рюмочку? — приветствовал он меня как-то раз, когда мы только садились в машину.

Взрослые дежурно похихикали, у меня же свет померк перед глазами.

— Вот гнида, — тихо сказала бабушка. Я благодарно привалилась к ее боку: только она разделяла мои чувства к этому человеку. — Садись ко мне на колени, — решила бабушка. — Не смотри в окно, а только на дорогу: когда мельтешит, вот тогда и накрывает.

И крепко обхватила меня вокруг живота. И вроде все пошло неплохо, но эта гнида решил добить меня до конца и шутил не останавливаясь:

— Если ты такая слабачка, брось ты пить водку, сколько раз тебе говорить!

В ушах зашумело.

— А то, знаешь, салон только вчера почистили, так ты мне его не запачкай!

Чтоб ты сдох.

— Старым пьяницам вообще нужно больше ходить пешком, а не на машинах разъезжать!

— Бук-к-кхруэ-э, — жалобно крякнула я.

— Стой! Останови машину, чтоб у тебя язык отсох! — рассвирепела бабушка.

Минут десять я хватала ртом воздух и наводила фокус в глазах. Ослабленным зрением я уловила, что неподалеку компания молодых людей с шикарной блондинкой разводили костер на шашлыки.

Кроме того, из окон окрестных домов торчали любопытные головы.

— Эмзара!!! Эмзара!! Эмзара! — звал кого-то парень через забор. — Эмза-а-а-а-а-ар!.. Бичо! Эмзара![13]

Конечно, они все без исключения с интересом за мной понаблюдали, и в отместку я придумала для Отара самые чудовищные муки.

— Вам не помочь? — вежливо крикнула компания с блондинкой (та молчала и улыбалась).

Бабушка милейшим образом отказалась и заслонила меня собой.

— Уыэ, — оттенок моего лица сравнялся с окружающей флорой.

— Где они иностранку подобрали? — завистливо сказал Отар.

— Помолчи при ребенке, — сурово оборвала его бабушка.

Я вынырнула из омута и отчаянно задышала.

— Эмзара!!! Эмзара!! Эмзара! — надрывался парень. — Эмза-а-а-а-а-ар!.. Бичо! Эмзара!

— Кесь кё се «эмзарА»? — громко спросила блондинка, повернувшись к компании.

Дядя, специалист по французскому языку, согнулся в талии. Часть компании полегла в костер, а парень недоуменно косился на них и явно искал, что их так развеселило.

Блондинка растерянно хлопала глазами и по-птичьи наклоняла голову: какое интересное чувство юмора у грузин, думала она, их так веселит блюющая девочка!

— Молодежь, — плюнул Отар и сел за руль.

— Ложись и закрой глаза, может, полегчает, — погладила меня бабушка по лицу. Я послушно положила ей голову на колени. Из-за этого мерзавца придется пропустить крепость Петры!

— Я вообще не понимаю, почему нельзя поменять водителя? — возмущалась бабушка позже. — Он подлец, и ребенок это чувствует!

— Мама, — мягко возразил дядя. — Не вмешивайся, куда тебя не просят. Как можно так относиться к подчиненным? Он хороший работник, а остальное нас не касается.

— Хороший, — буркнула бабушка. — У хорошего шофера ребенка бы не укачивало!

— Ну привет, — рассердился дядя. — Это от индивидуальной слабости вестибулярного аппарата, а не от Отара! Надо тренироваться, а не ждать, пока само пройдет. Ее же в автобусах тоже укачивает?

— В автобусах и меня укачивает, — не растерялась бабушка. — А тут — «Волга»! Аппаратом мне тут не прикрывайтесь, он — подлец, вспомнишь мои слова!

Дядя поправил очки и выдохнул.

— Мамочка, ты всегда была такая добрая, но если на кого-то мушку навела — прощай! Я тебя очень люблю. А с тобой мы йогой позанимаемся! — сказал он мне напоследок.

Дяди я робела, поэтому кивнула без лишних возражений.

— Ох, как этот подлец Отар мне нервы портит, — шептались мы с бабушкой перед сном. — Ну почему никто не видит, что он противный?!