Ознакомительная версия. Доступно 5 страниц из 22
Раба того, кому другая снится,
Раба тенет владычества, чужой любви помеха,
Ты старины седой нелепая потеха.
Плачь, одинокая, ведь даже твое имя
Другой на бездну лет принадлежит отныне[12].
Девушки, с трудом сдерживая польщенные улыбки, перегнулись через перила, чтобы увидеть благородного дона. Каково же было их удивление, когда они увидели Эредина, затянутого в кожаные доспехи, с арбалетом за спиной, сидящего верхом на нетерпеливом караковом жеребчике. Чуть поодаль возвышался над группой Тристан — в синем платье-рубахе до бедра, украшенном вышивкой и в длинном шерстяном плаще с капюшоном. Подле робко прислонился Ник — ни дать ни взять юный лекарь — затейливо раскрашенная роба до пят, украшенная звездами и непонятными знаками, в руках посох, на поясе вместительная сумка. Между ними стояла незнакомая девушка — в платье цвета утреннего неба, с украшенными манжетами рукавами и хитро уложенной прической в виде рогов наполовину из собственной каштановой гривы, а частично — из шиньонов. Нельзя было не отметить, что костюмы у всех были сделаны просто замечательно — полноценное средневековое облачение, не хуже, чем любой театральный реквизит. Пожалуй, Торувьель, чей талант специалиста по истории костюма нахваливала Алиса, была действительно мастером в своем деле.
Пока музыкантки переодевались, парни вынесли зачехленную арфу и приторочили ее к седлу лошади Эредина. Балластом с другой стороны стал рюкзак, набитый водой и напитками. Покончив со сборами, необычная компания направилась за город. По пути к ним присоединялись еще странные персонажи — рыцари в латах и с перьями на шлемах, студиозы в дублетах и рингравах, девушки в платьях всех стилей и времен от античности и копирующего ее ампира до сложных образов рококо и барокко. Вливаясь в эту карнавальную толпу, шедшую весело, с шутками и смехом, грешники уже не чувствовали себя неуютно и инородно. Под удивленные взгляды горожан пестрая толпа пришельцев из других эпох вышла из города и потянулась через поля и взгорье. Поднимаясь в цепочке других ряженых, Вика, испытывая предвосхищение чуда и легкий трепет, невольно вспоминала виденные картины — но не тяжеловесных кистей Ренессанса, но воздушного письма импрессионистов. Что-то от Васнецова, Билибина и Лейтона[13]— гуляющие среди дубрав украшенные цветами девы, хрупкая гармония красоты и скоротечности времени. Вслед за образами, мелькавшими в памяти, вереницей поднимались, прикасаясь к стволам молодой поросли и мшистым вековым валунам фигуры в старинных одеждах, струился шелк, скользили сатин и органза, шелестели украшения, поскрипывала кожа и позвякивали кольчуги. Звучали песни, игривые разговоры. Чем выше поднимались они, тем тише становился говор и манернее жесты. Непоседливые и шумные девчонки опускали глаза долу и, грациозно развернув плечи, невесомой походкой двигались под сводом сплетенных ветвей. Что-то происходило, меняя все вокруг. Юноши становились мужественнее, девушки — женственнее, и, раз оглянувшись назад, Вика с удивлением подумала, что не могла бы сказать, какой на дворе год. И если бы в просвете между самшитами не виднелась автострада и вылезающие из древесных куп зеленые девятиэтажки, то в самом деле можно было решить, что где-то на пути их принял невидимый портал, ведущий в прошлое.
У подножия башни уже вовсю шла подготовка к празднеству. Алиса и Торувьель, словно сошедшие с киноленты Дзеффирелли[14], накрывали стол, сложенный из фанеры и пеньков. Несколько незнакомых пареньков возились с костром и набивали мангал готовыми углями. Нимуэ, в нефритово-зеленом, с яшмовой диадемой, как воплощенная муза Бёрн-Джонса[15], плела венки и гирлянды из цветов, которыми украшали яблоневые и дубовые ветви, стол и прибывающих гостей. В стороне, на одном из камней в основании башни сидели Халдир и Анжелика — оба в самых замысловатых платьях, напоминающих об ар-нуво. Буйная грива парня была заплетена в ниспадающие вдоль лица косы и хвосты, спускающиеся от макушки до затылка, в траве лежал недурно вырезанный деревянный посох. Девушка была похожа на Зинаиду Серебрякову[16], и переплетенные лентами длинные пряди и бисерная сетка на волосах только придавали хрупкости фарфоровому невинному личику.
Грешников встретили, как почетных гостей. Каждый старался оказать им какую-то мелкую услугу, выказать свои симпатию и дружелюбие. Им предложили самые почетные места за столом, и Гвен, хоть и будучи официально старшей из девушек группы, нарочно исхитрилась во главе стола усадить Эовин, чтобы в этом импровизированном рыцарском застолье главенствовал все же Артур. Пожалуй, это была вполне заслуженная честь, думали и Сергей, и Вика — сколько было от него нытья и презрительного фырканья в шале и как вдруг задание переменило заносчивого мошенника. Но, если им удастся завершить свое задание благополучно, большую часть лавров по праву получит именно он. Вике пришлось с долей стыда признать, что она который раз рассматривала Артура лишь как способ раздобыть денег для решения тех или иных проблем, и вдруг столько знания человеческих душ, такое тонкое умение найти ключ к другому… Значит, в этом очерствевшем эгоисте еще теплится тот нежный, и чуткий и понимающий?
Время летело незаметно. От застолья с церемониальными тостами и шутливыми обетами перешли к играм. Эредин показывал свое мастерство в стрельбе из арбалета, Торувьель с Ником и Нимуэ с Тристаном вчетвером выводили замысловатый танец, который, по видимому, когда-то разучили. Халдир по-прежнему не отходил от своей возлюбленной, и Алиса, вооруженная дорогим фотоаппаратом украдкой щелкала их. Наверное, снимки выглядели так, будто влюбленные сошлись в лесу Моруа[17], и дивное краденое счастье их висит на волоске. Когда же начало понемногу темнеть, стали зажигать свечи и жестяные лампы, куда складывали угли, и их мягкие желтоватые язычки или переливчатый огнистый блеск успокаивали душу. Вика взялась за арфу, и нежная мелодия полилась над притихшими горами, то возносясь до звона колокольчиков, то звуча низко и мучительно-тревожно, как голос моря. В сторонке лошадь поднимала голову и прядала ушами, юноши и девушки скользили в танце или сидели, обнявшись, внимая чудесной музыке. Шептались огни. Могучий дуб тянул свои тяжелые ветви к корявой старой яблоне, словно тоже повторяя мотив двух разделенных возлюбленных.
Ознакомительная версия. Доступно 5 страниц из 22
