Взгляды Цутому и Митико встретились. Они уже не могли сомневаться, почему их глаза блестят.
Глава 6 СОН В ЛЕТНЮЮ НОЧЬ
Цутому вышел из дома. Он поискал глазами силуэты улетевших бабочек, но тщетно. Наслаждаясь тем, как переливается на его лице палящее июльское солнце, он стал спускаться по дороге, ведущей вниз по склону прочь от «Хакэ».
Вперед его несло словно на крыльях, Цутому чувствовал в себе некую внутреннюю силу. Но это была не та сила, которая, он знал это, была всегда ему присуща. Сейчас он испытывал не что иное, как юношеский восторг от первого признания в любви.
Поначалу Цутому казалось, у этой любви нет препятствий. Он был далек от размышлений о супружеской измене, когда неожиданно оказался в плену мысли о том, что судьбы многих мужчин и женщин сдавлены узами брака.
Несчастный ребенок, оставшийся без матери, он никогда не позволял себе мальчишеского ворчания типа: «Ненавижу семью!» Его представление о прочной семье вытекало из зависти. И он не был готов разрушать чужое счастье. Вот почему положение человека, влюбленного в замужнюю женщину, казалось ему безнадежным. Он проиграл. Одно неверное движение — и размеренная супружеская жизнь Митико и Акиямы разрушится.
На передовой Цутому видел, как умирали его товарищи, горевавшие об оставленных дома женах и детях. Один из них сказал Цутому: «Если тебе удастся выжить, не говори моей жене, какой смертью я умирал». Они отказывались от собственного счастья по прихоти политиков, ввергнувших их в войну. Так почему же не позволить страсти, сулящей обретение этого самого счастья, разрушить семью?
Он вспомнил аргументы, которые некогда в доме Томико приводил Акияма в поддержку супружеской измены. «Что же это, что за мания ставить под сомнение непреложные истины, тем самым раскладывая солому вокруг собственного дома, что за мания выдавать довольно-таки странные суждения? Однако сейчас я не нахожу ошибок в его аргументах. Согласно мнению этого типа, у него нет прав мешать разгореться страсти между мною и Митико. Он должен развестись с ней. И тогда ее мужем стану я».
Цутому остановился и сел в тени придорожных деревьев. Протяжный стрекот цикад наполнял зеленый смешанный лес, покрывавший склон. Цутому, глядя на вереницы муравьев, без устали переносивших корм по высохшему краснозему, долго прокручивал картины того, как счастливо будет он жить с Митико.
«Однако вряд ли все пойдет так гладко. Акияма вел разговоры о нелогичности моногамной семьи только для того, чтобы привлечь Томико. Вот почему, если Томико не бросит Оно и не выйдет за Акияму, тот вряд ли отпустит Митико. Мудреные беседы этих «ученых» всегда такие. Они думают только о своей выгоде.
Да и я думаю только о себе, любимом. Впрочем, все едино…»
Цутому встал. Он было направился назад к «Хакэ», но неожиданно осознал, что они с Митико так до сих пор и не признались друг другу в любви. Так о каком браке он думает?! Может быть, ему просто показалось, что в ее глазах он увидел признаки любви, напоминающие его собственную страсть. Он засмеялся.
«Это странно. Вероятно, она любит меня, но ведь я не знаю, о чем она думает. Сильна ли ее любовь настолько, что может заставить бросить Акияму, по глазам ведь не понять. Надо сейчас быстро попробовать удостовериться в этом».
То, что у Цутому мысли о любви к Митико и о семейном союзе с ней сливались воедино, видимо, проистекало из истории дружбы двух молодых людей, любовное счастье в другой форме и не представлялось.
Однако, по мере того как Цутому приближался к дому, он стал постепенно пресыщаться собственной страстью. Он испугался тяжести слова «люблю», обращенного к Митико. Когда заходил в ворота, он на секунду усомнился, а не было ли виденное им в глазах Митико обманом зрения.
Но пока он отсутствовал, между Акиямой и Митико произошел обмен важными репликами. Акияма уцепился за подвернувшийся случай — поведение Цутому, резко замолчавшего и удалившегося. Он постарался произносить слова как можно спокойнее, по-профессорски, и потребовал четкого ответа у жены — любит ли она Цутому или нет.
Митико медлила с ответом. Она предчувствовала, что когда-нибудь придет время отвечать на подобные вопросы, но, услышав эти слова из уст мужа, поняла, что возникла ужасная угроза их с Акиямой разрыва.
Митико почувствовала, что не может обманывать. Она почти собралась с духом, чтобы во всем признаться. Однако с ее губ сорвались совсем другие слова:
— Почему ты об этом спрашиваешь? Такой ужас! Я не давала повода…
— Но я обратил внимание… Пусть даже за тобой ничего нет, у Цутому к тебе есть какие-то чувства. Он говорил тебе что-нибудь?
— Да ничего он мне не говорил!
Это было правдой. Легкость, с которой она произнесла слова правды, придала Митико смелость настаивать на своем.
— Вот как? Но он ушел отсюда в таком странном состоянии! И Томико-сан говорила…
— Что говорила?
Акияма замолчал. Все это неприятно касалось слов Томико, и он почувствовал себя подлецом.
— Так это все Томико! Ну конечно! Но ты ведь ее знаешь! Впрочем, ты скорее поверишь ее словам, чем тому, что скажу я.
— Если тебе можно было бы верить, я бы тебя ни о чем не спрашивал!
— Если ты мне не веришь, почему живешь со мной? А если все же веришь, не смей говорить мне такое! Я ни к Цутому, ни к кому другому не питаю подобных чувств!
Митико сама удивилась, как легко смогла произнести последнее предложение. И в то же время она молилась в душе, молилась о том, чтобы так оно и было на самом деле. Между ними с Акиямой уже сложилась некая форма супружества, и по привычке только ее Митико считала браком.
Слыша, как хладнокровно Митико отрицала то, что ему было очевидно и должно было' быть ясно всем, Акияма поразился. Он впервые испугался жены.
Его страх был обоснован. Митико была уверена, что, если вот так, разом, отказаться от любви к Цутому, эта любовь все равно не закончится. Если ей были бы непонятны чувства Цутому, она призналась бы Акияме в этом. Она могла спокойно говорить неправду, потому что уже наверняка знала о любви Цутому. Стараясь соблюсти приличия в качестве супруги Акиямы, она даже подумать не могла, что расстанется с Цутому. Она радовалась тому, как их душевные настроения совпали, поэтому ей и в голову не приходило, что завтра все может перемениться.
— Вот как… — после некоторого молчания сказал Акияма. — Тем не менее нужно, чтобы Цутому уехал. Ты ведь знаешь, как неприятно мне выносить его присутствие.
— Но так нельзя. Цутому ни в чем не виноват! Ты подумал, как Оно может расценить твое решение?
— Да подумал, подумал, — разъярился Акияма. — Действительно, этот тип, родственник так называемый, просто невыносим. А ты всеми правдами и неправдами хочешь его задержать здесь! Ну ладно, пусть хотя бы на некоторое время куда-нибудь отправится! Ведь сейчас летние каникулы, пусть поедет к каким-нибудь друзьям!
