Однажды осенним вечером, когда даже совы не летали, они перевалили через хребет и увидели замок. Он вползал на небо с противоположной стороны долины, тонкий, изогнутый, ощетинившийся рогатыми башнями, темный и зазубренный, как оскал великана. Молли открыто рассмеялась, а Она вздрогнула, ей показалось, что туры-башни издалека разглядывают ее. За замком сталью блестело море.
— Твердыня Хаггарда, — пробормотал Шмендрик, качая от удивления головой. — Зловещий замок Хаггарда. Говорят, его построила ведьма, но Хаггард не заплатил ей за работу, и она прокляла замок. Она сказала, что однажды море вздуется от жадности Короля Хаггарда и поглотит замок вместе с ним. Потом она, как положено, ужасающе взвизгнула и исчезла в сером дыму. Хаггард реагировал должным образом. Он сказал, что без проклятья ни один замок тирана нельзя считать завершенным.
— Ну, за такой замок можно и не платить, — презрительно сказала Молли. — Если б я могла, я бы раскидала его, как кучу листьев. Однако я надеюсь, что у ведьмы есть чем заняться до того, как проклятье свершится. Море больше любой жадности.
С трудом летящие по небу костлявые птицы кричали: «Помоги, помоги, помоги!» В темных окнах замка Хаггарда что-то копошилось. Она почуяла сырой, тягучий запах.
— Где Бык? — спросила Она. — Где Хаггард держит Быка?
— Никто не держит Красного Быка, — спокойно сказал волшебник. — Я слыхал, он бродит по ночам, а днем отдыхает в громадной пещере под замком. Скоро мы узнаем это, а сейчас… Сейчас опасность — там. — И он показал вниз, в долину, где дрожали огоньки. — Это Хагсгейт, — сказал он.
Молли не ответила, но прикоснулась к единорогу рукой, холодной, как облако. Когда Молли уставала, или боялась, или ей становилось грустно, она прикасалась к единорогу.
— Это город Короля Хаггарда, — продолжал Шмендрик, — первый город, который он взял, придя из-за моря, город, который дольше всех находится в его власти. У него дурная слава, хотя все, кого я встречал, не могли объяснить почему. Никто не приходит в Хагсгейт и не выходит из него, разве только из сказок, которыми пугают детей, — чудовища, оборотни, беснующиеся ведьмы, демоны средь бела дня. Но что-то злое, думаю, в Хагсгейте есть. Мамаша Фортуна никогда не заезжала сюда, а однажды она сказала, что даже сам Король Хаггард не может чувствовать себя в безопасности, пока стоит Хагсгейт. Тут что-то есть.
Говоря это, Шмендрик не отрывал глаз от Молли — единственной его горькой радостью в эти дни было видеть ее испуганной даже в присутствии единорога. Но она отвечала, спокойно опустив руки:
— Я слыхала, что Хагсгейт зовут городом, которого не знает ни один мужчина. Может быть, его тайна ожидает женщину… женщину и единорога. Но вот что тогда делать с тобой?
Шмендрик улыбнулся:
— Я не мужчина, — ответил он. — Я маг без магии, а это значит никто.
Гнилушечные огоньки Хагсгейта становились все ярче, но в окнах замка не блеснуло ни искорки. Темнота не позволяла рассмотреть людей на стенах, но через долину слышалось тихое позвякивание брони и глухие удары пик о камень. Часовые встречались и вновь расходились. Запах Красного Быка объял ее, когда Она вступила на мокрую каменную тропку, ведущую в Хагсгейт.
Глава 7
Хагсгейт имел форму следа: широкой лапы с длинными пальцами и темными когтями суслика на конце. И действительно, если другие города Хаггарда казались воробьиными следами, Хагсгейт был глубоко и четко отпечатан на земле. Его улицы были гладко вымощены, сады сверкали, а гордые дома казались выросшими из земли. В каждом окне светились огни, и трое путников могли слышать голоса, лай собак и скрип досуха вытираемых тарелок. В недоумении они остановились у высокой живой изгороди.
— А не свернули ли мы где-нибудь не туда, и это вовсе не Хагсгейт? — прошептала Молли. И, что выглядело довольно нелепо, она принялась отряхивать свои невероятные лохмотья. — Если бы я знала, захватила бы с собой что-нибудь понаряднее. — Она вздохнула.
Шмендрик устало почесал затылок.
— Это Хагсгейт, — ответил он. — Это должен быть Хагсгейт, но тут не пахнет ни волшебством, ни черной магией. А как же тогда легенды и сказки? Это смущает, особенно когда на обед нет и половины репки.
Молли не отозвалась. За городом мрачнее самого мрака, словно лунатик на ходулях, раскачивался замок Хаггарда, а за ним скользило море. В ночи, отдавая холодом, сочился среди запахов кухни и жилья запах Красного Быка.
— Все добрые люди в это время должны подсчитывать дома свои доходы. Надо приветствовать их. — Шмендрик шагнул вперед и откинул плащ, но не успел он даже раскрыть рот, как твердый голос произнес:
— Побереги свое горло, незнакомец, пока оно еще цело. — Четверо мужчин выпрыгнули из-за живой изгороди. Двое из них приставили мечи к горлу Шмендрика, третий направил пистолет на Молли. Четвертый хотел схватить единорога за гриву, но, неистово сверкая, Она взвилась на дыбы, и он отшатнулся.
— Твое имя, — потребовал тот же мужчина у Шмендрика. Как и остальные, он был средних лет или чуть старше, как и все — в добротной, но безрадостной одежде.
— Дрик, — ответил волшебник, которому несколько мешали мечи.
— Дрик? — удивился человек с пистолетом. — Чужеземное имя.
— Естественно, — сказал первый. — В Хагсгейте все имена чужеземные. Ну, мистер Дрик, — он переместил меч туда, где сходились ключицы Шмендрика, — мы будем рады, если вы и миссис Дрик будете любезны сообщить нам, что заставляет вас бродяжничать в наших краях…
Шмендрик наконец обрел голос.
— Я почти не знаю эту женщину! — закричал он. — Мое имя Шмендрик Маг, я устал, я голоден, и я не в духе. Уберите-ка эти штучки, пока не получили по скорпиону в штаны.
Все четверо переглянулись.
— Волшебник, — сказал первый. — Теперь понятно.
Двое других закивали, а тот, что пытался поймать единорога, проворчал:
— В наше время всякий может объявить себя волшебником. Старые мерки отвергнуты, старые оценки забыты. Кстати, у настоящего волшебника должна быть борода.
— Ну, если он не волшебник, — не задумываясь, сказал первый, — то скоро об этом пожалеет. — Он вложил меч в ножны и поклонился Шмендрику и Молли. — Меня зовут Дринн, — представился он. — Позвольте пригласить вас в Хагсгейт. Кажется, вы говорили, что голодны. Это легко поправить, а потом вы, может быть, продемонстрируете нам свое искусство. Пойдемте со мной.
Внезапно став вежливым и извиняющимся, он вел их к освещенной гостинице, остальные трое следовали вплотную за ними. Из домов, оставив недоеденный обед и дымящийся чай, выбегали горожане, и к тому времени, когда Молли и Шмендрика усадили за стол, длинные скамьи в гостинице были забиты народом, горожане толпились в дверях, заслонили окна. Она, как обычно, осталась неузнанной — белая кобыла со странными глазами.
Человек по имени Дринн сидел за одним столом со Шмендриком и Молли, он развлекал их во время еды беседой и подливал им черное бархатистое вино. Молли Отрава пила немного. Она спокойно рассматривала окружающих: моложе Дринна не было никого, некоторые казались много старше. Все жители Хагсгейта чем-то походили друг на друга, но чем, она понять не могла.
