Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 41
– Чего примолк-то? – добивала родственника Валентина. – Не подбрасывал ли тебе кто иголок в дом? Может, где под кроватью натыкали? Или хвост крысиный? Лапку лягушачью?
– Ой, Валюша, – подперла щеку кулачком Мария Адамовна. – Откуда ж он знает? У него ведь здесь эта… Любка Индюшиха командовала. А ты ее глаза видела?
Валентина театрально охнула и на целую минуту онемела.
– Да ничего у меня нет! – взорвался старший Коровин. – И не было! Никаких там… лапок! Хвостов! Иголок! Крыс! Чего вы?! На ночь глядя всякую чушь несете?! Специально уморить…
– Точно… – страшным шепотом прошипела Валентина. – То-то я и смотрю… Я с ней разговариваю, а у нее глаза так и бегают, так и бегают… как мыши… Это она! Точно вам говорю, она и приворожила!
– Быстро всем в койку! – не выдержал Коровин. – Не позволю на хорошего человека клевету наводить!
– Видала? – печально посмотрела на сватью Мария Адамовна. – А ведь раньше-то мы и голоса его не слышали. Помню, наша-то матушка деда и олухом назовет, и недоумком, он же только молчит да головушкой кивает. А сейчас, видала? Какой протест! Какое бурное несогласие!
– К гадалке не ходи – приворожили, – кивала Валентина. – Индюшиха эта ваша.
– А чего делать-то теперь? – спрашивала Мария Адамовна, совершенно не обращая внимания на свекра, как будто тот и не стоял рядом, как будто его и не трясло от таких страшных новостей и как будто бы он уже мысленно со всеми не прощался. – Как спасать-то деда, Валя?
Та немного подумала, а потом решительно велела:
– Индюшиху больше не пускать, быть ближе к жене и детям, ну и… в город вам надо.
Вот назад Марии Адамовне старших Коровиных везти совершенно не хотелось. Она только-только приучила Элеонору Юрьевну к тому, что жить в деревне – это модно, стильно, престижно и прекрасно для здоровья, как на тебе – в город! Да она уже придумала, какую перестановку дома сделает, когда вернется!
– Нет, Валюша, я слышала, что лечиться надо там, где заразился. В деревне то есть. Так что… не надо им в город.
– А мне кажется, что лучше будет, – не соглашалась Валентина. – Подальше от соблазна, с глаз долой…
Мария Адамовна на минуту потеряла на собой контроль:
– Вот ты живешь одна! Со своим мужем! Поэтому тебе и кажется всякая дрянь! А мы в своей квартире вместе со стариками уже столько лет! И мне лучше знать, что там кому кажется! Так что… Пап, ты ее не слушай, мы тебя подлечим, отворожим, и будешь ты в своем домике поживать, как царь! Маменька вон себя царицей уже чувствует.
– Я ничего не понял… – наконец пролепетал Михаил Иванович. – Мне что делать-то?
– Спать идти! Отдыхать! – в голос возопили обе дамы, и Коровин потрусил под бочок к своей царице. Все же так спокойнее.
Глава 5
Люба от Коровиных шла домой сама не своя. По лицу ее блуждала улыбка, в голове витали мысли о счастье, и даже то, что рядом сопел этот Петр, ее совершенно не напрягало. Да пусть идет! Это же он так… квартирант, и все. А вот скоро… Эх, чего ж бабка-то не уточнила, какого числа Люба встретится со своим голубоглазым, седым, в клетчатой рубашке? А может быть… может быть, она уже и встретилась? Да только сама еще своего счастья не видит? А… а может быть, и видит? Уж больно этот неизвестный на Михаила Ивановича похож. А чего? И старше он ее, и хозяйственный, и глаза… черт, какие ж у него глаза-то? Вот ведь неудача, даже не заглянула в них ни разу…
– Люба, а чего это ты вся какая-то не такая? – напомнил о себе Петр Сигизмундович. – Молчишь, на меня не смотришь?
– А чего я там не видела, на тебе-то? Идешь себе и иди… Ты ж у меня квартирант, а для судьбы мне… Слышал, что гадалка говорила? – весело фыркнула Люба и вдруг с интересом повернулась к спутнику. – Да, товарищ дорогой, а сколько ты мне за постой платить станешь? Чай, у меня не приют какой.
Вот этого Петр не ожидал совершенно. То есть как это платить, когда Коровина обещала, что он будет жить на всем готовом? Если б у него имелись деньги, так он бы и в городе замечательно жил, а не пялился тут в телевизор, по которому одну программу показывают! Платить!
– Знаешь, Люба, – гневно прищурил он глаза. – Не ожидал я, что ты такая окажешься! Не думал, что ты мою любовь на деньги станешь мерить! Я к тебе… Я ж думал, ты такая одна на всем свете… кому деньги не нужны… Что ты неповторимая! Единственная, можно сказать, а ты! Я ж даже полюбить тебя успел! Всем своим сердцем… бескорыстным. Эх, Люба… Да я…
Он так пылко произнес свой монолог, что Любе стало стыдно. Ну и в самом деле, какие деньги? Мужик ее полюбил… в кои-то веки. А она… И потом, того-то, в клетчатой рубашке, когда еще встретишь, да и встретишь ли, а этот – вот он. С машиной новенькой, да еще и с любовью. Чего это она?
– Петенька, а ты и не понял, да? – хитренько хихикнула Люба. – Я пошутила.
– Ну, знаешь, Люба, такие шутки… – немного отлегло от сердца у Петра Сигизмундовича. – Я ведь чуть… чуть от горя-то… на другой постой не попросился. Женщин-то у вас здесь много, а вот мужиков… Даже выпить не с кем…
Чтобы показать, как он обижен, Петр Сигизмундович сам постелил постель и крепко запер комнату на замок – пусть знает!
По всей видимости, Люба свой промах осознала, потому что утром постоялец был сладким голосом разбужен к завтраку. А уж на столе дымились вареники с клубникой и вишней, со сметаной, с молоком. Тут же в отдельной салатнице лежала и свежая клубника, пересыпанная сахаром.
– Петенька, смотри, чего я приготовила, – ворковала Люба, стоя перед закрытой дверью.
– Ну вот, так-то оно лучше, – негромко фыркнул Петр, а в сторону двери крикнул: – Сейчас… я только утренний моцион совершу и за стол!
Моцион занял подозрительно долгое время, а когда Петр уселся завтракать, глаза его блестели от самодовольства.
– Ведь ты чего думаешь? – начал он, сразу приступая к еде. – Сейчас на улице мою себе зубы… в смысле, чищу зубы в бочке, лицо там мою… другие части тела, а из-за забора на меня соседка твоя глядит. Да так глядит-то… бессовестно, я бы сказал. Прямо везде по мне глазами шарит!
– Это Галка, наверное, – кивнула Люба. – Она вообще по мужикам… сначала глазами шарит, потом руками по их карманам… Ну, это если кто к ней на квартиру становится.
– Так я этой женщине и говорю: «Здрассьте», а она, представляешь, Любаша, она мне намекает, чтобы я к ней перебирался, потому что у нее, оказывается, рукомойник есть!
– Вот у нее только рукомойник и есть, – прошипела Люба. – А так ни стыда, ни совести – ничего нет напрочь… Петенька, так ты ешь вареники-то? Вот отсюда бери, здесь я уже маслицем помазала… Я вот что хотела спросить-то, Петя: а где мы жить с тобой будем?
Масленый вареник мгновенно стал поперек горла Петеньки:
– Не понял… Как это – где?
Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 41