Нет, вовсе не по приказу владыки, приравненного к заоблачным духам, не из боязни наказания или смерти. Большая часть мергейтов понимала — Гурцат сделал правильно. Он убил ханов, ибо они выступали против воли богов и заботились более о своих племенах, нежели о народе Степи. Нукеры сделали вид, что ничего не произошло, особенно после того, как шаманы и хаган на самом рассвете вышли к войску.
Первые лучи заоблачного светила пылали на Золотом Соколе, зло и отрывисто грохотали бубны, ревели длинные, позаимствованные у саккаремцев боевые трубы, и пылал возле белой юрты огромный костер. Столько дров никто из степняков в жизни не видел — видать, хаган заранее приказал везти дерево из предгорий.
Гурцат появился из-под полога в лучшем белом чапане, отделанном черными и красными нитями, без шлема или шапки, с обнаженным клинком в руке. Самые остроглазые мергейты углядели — сверкающий металл потускнел от темных коричневатых пятен. Кровь.
Белый конь, привязанный у столба, косил на хагана большими карими глазами и тихонько всхрапывал, будто почувствовав невидимую узду. Сультай — заоблачный дух, покровитель бранного ремесла — был небось неподалеку. Иначе посвященный ему конь не стал бы беспокоиться.
Саийгин последний раз ударил в свой бубен, и тотчас, поняв безмолвный приказ шамана, стихли разговоры, опустились жерла труб, коснувшись вытоптанной сухой земли. Только ветер колыхал разноцветные конские хвосты, привязанные к шесту, на котором сидел Золотой Сокол Степи.
— Я говорил с богами, — тяжело уронил Гурцат, глядя на всех и на каждого одновременно. — И другие ханы говорили. Боги сочли, что столь достойных людей они поселят в своем незримом улусе. Богам приглянулись великие воины, и они взяли их в свой тумен. Я же остался здесь, в мире под синим небом.
Собравшиеся в огромный круг воины молчали. И вдруг по плотно стоящим плечом к плечу людям, среди которых виднелись и женские лица, пробежала волна ряби. Кто-то ("Кажется, Ургэн, десятник из Медной сотни, — подумал Гурцат, заметивший движение. — Помню, всю его семью вырезали меорэ и он последний в роду…") ударил себя ладонью по бедру и первым выкрикнул: "Хош!"
— Хош! Хош!! — Этот победный рев усиливался захлестывал хагана и стоящих позади него шаманов и тысячников. — Хо-о-ош!!! ХОШ!!!
Гурцат водил конные тысячи уже не первый год, однако впервые слышал, как три тумена, а вдобавок их женщины и дети, одним-единым голосом возглашают славу. Нет, не ему, Гурцату, а самим себе. Мергейтам.
Хаган боялся этого утра. Если бы люди поняли, что произошло в действительности, ни Непобедимая тысяча охраны, ни Золотой Сокол повелителя Степи или многомудрые речи шаманов не спасли бы его жизнь. Никто не сумеет оборониться от собранного здесь войска. Даже повелитель, если сабли вольных туменов обратятся против него.
Мергейтов нельзя обмануть. Каждый степняк подобен ребенку — он радуется солнцу и плачет, когда пылевая буря разрушает его становище. Он знает, что такое вождь и как драгоценна жизнь… Не отдавая себе отчета, тумены Гурцата выбрали именно ее — жизнь. А это значит, что поход к новым землям взамен сожженного побережья состоится. Он уже начался. В тот миг, когда Ургэн первым выкрикнул: "Хош!"
Гурцат сел на расстеленную неподалеку от белой юрты кошму, передал саблю большому сотнику и полувзглядом, незаметным для других, приказал Ховэру говорить дальше. Тот знал, какие слова нужно донести до войска.
— …Заоблачные смотрят на нас из синевы! — Ховэр раскраснелся, жилы на шее напряглись. Сотник, в отличие от Гурцата, не получил от богов чудесного дара — его тихую речь не мог слышать каждый. Поэтому приходилось кричать. — У мер-гейтов будут новые улусы! Каждому воину хаган обещает шелковый чапан, коров и белую юрту! Никто не превосходит храбростью мергейтов, а потому трусливые и заплывшие жиром саккаремцы покорятся воле хагана! Каждый из вас будет есть досыта…
Гурцат не слушал. Он знал, что Ховэр не скажет лишнего слова и не станет обещать несбыточного. Хагана интересовали дела насущные. Впрочем, с большинством трудностей удалось справиться до рассвета. Все одиннадцать мятежных ханов погибли, а тела их сожжены на том самом костре, коим сейчас любуется войско. Полутысяча Амара разгромила внезапной атакой лагерь, в котором остались родичи и нукеры «гостей»… Они тоже сейчас говорят с богами. Если кто и улизнул в ночи — не страшно. Сегодня же в кюрийены Боро-хойна, Худжирта, Эртая и других отправятся гур-цатовы сотни и наместники с поручением набрать новых воинов для грядущей войны.
Да, ханов было одиннадцать… И один едва не удрал.
"Не будь Илдиджинь женщиной, которую должно чтить любому воину, — со сдержанной яростью додумал Гурцат, — я отдал бы ее на растерзание шакалам. Или приказал бы нукерам отвести ее в пустую степь за два перехода от кюрийена и бросить там! Маленькая змея!"
Хаган злился не без повода. Его собственная жена, одна из красивейших и умных женщин становища, изменила Гурцату! Илдиджинь более всего чтила мать и племя, из которого она происходила, — шайбани, кочевавших до вчерашнего дня под рукой Худук-хана. Илдиджинь скрыла его в своей юрте, покусилась на нукера Непобедимых…
Кстати, о нукере.
— Техьел, — чуть шевельнув губами, позвал Гурцат. Войско, окружившее белую юрту и священного коня Сультая, бесновалось, слыша речи Ховэра и мешая большому сотнику говорить. Впрочем, Ховэр теперь мог умолкнуть — нукеры поняли, что от них хочет повелитель. — Техьел, подойди!
Справа мелькнул добрый, отделанный зеленым бисером и маленькими самоцветными камнями халат саккаремская шапочка Техьел-батора съехала на затылок, а сам он мягко и почти незаметно преклонил колени чуть позади от Гурцата.
— Что прикажет Потрясатель Мира?
— Скажи главному евнуху, — Гурцат по-прежнему смотрел вперед, будто и не было Техьела рядом, — чтобы оставил у Илдиджинь только одну девушку для прислуги. И пускай заберет обратно мои подарки. Она недостойна их.
— Услышано, — кивнул Техьел и, решив, что хаган отпускает его, начал отползать назад.
— Стой, — буркнул Гурцат чуть громче, и богатырь в зеленом халате замер. Имя нукера, убившего Худук-хана, — Менгу?
— Истинно, повелитель, — ответил Техьел. — Менгу, десятник Непобедимых, сын Алтана из кюрийена Байшинт.
— Разыщи. Подари новый чапан. И вот еще… — Гурцат запнулся, что-то прикидывая. — Поставь его командиром Бронзовой сотни Непобедимых. Прежнего сотника отправь в его улус. Он уже седой… Молодые воины не слишком опытны, зато горячи. Пусть командуют безусые.
— Менгу доказал свою верность владыке, — согласился Техьел. — Я исполню.
— Иди, — бросил Гурцат и вслушался в царивший вокруг шум. Техьел-батор исчез, будто его и не было никогда.
Ближе к вечеру хаган собрал Большой Круг. Однако теперь в совет вождей были допущены командиры его верного войска, шаманы и посланники племен, изначально сохранивших верность Гурцату.
Порешили так: один тумен остается в Степи и хранит земли мергейтов от побежденных, но еще несломленных меорэ, засевших на Лисьем полуострове. Когда будут собраны все колена и великая армия скроет под копытами своих коней берега Идэра на тысячу полетов стрелы, хаган поднимет над пределами Закатного материка Золотого Сокола и его крылья заслонят своей тенью новые владения степного народа.
