— Кажется, в первую нашу встречу мы беседовали об Апокалипсисе, а вы пытались меня разубедить...
— Знаете, — брат Михаил посмотрел мэтру в глаза, — теперь я готов отказаться от некоторых своих слов и подтвердить всеобщие опасения. Гром грянул, и ангел вострубил. Или нет? Разубедите меня.
— Где гонец? — потребовал Рауль. — Кто с ним разговаривал?
— Опасаетесь, что он принес заразу? Уехал дальше, к епископу Сент-Омера. Посланец не выглядел больным, а судя по донесению мор скоротечен — люди умирают за одну ночь.
— Начинается распутица, дороги скоро превратятся в сплошное болото... — задумался Рауль. — В течение всего марта добраться в пределы Артуа будет сложно. То есть, у нас есть небольшая отсрочка. Если, конечно, полагать чуму на юге не Гневом Божьим, а обычным мором — помните оспу в Каркассоне, Тулузе и Безье девять лет назад? Тамошняя инквизиция относилась к распространителям слухов о Конце Света с полной строгостью, а эпидемия скоро кончилась...
— Ну а если это именно Гнев Божий?
— Вы тут лицо духовное и рукоположенный священник. Посоветуйте Гонилону ежедневно читать в кафедрале покаянный чин.
— Без вашего совета не догадался бы, — огрызнулся Михаил. — Судя по всему Каркассонская оспа и в малейшее сравнение не идет с происходящим на южном побережье, мэтр... Что дальше? Fais se que dois adviegne que peut?
— Боюсь, именно так. Будем делать что должно. И будь, что будет.
— Ох неспроста появилась в Артуа свора во главе с Безымянным королем, — медленно сказал преподобный. — Неспроста. Возвращайтесь к гостям мэтр, не хочу лишать вас возможности приятно провести время...
— Благодарю, но я лучше домой. Выбирая между чумой и домной Гербергой, я выберу чуму. Чума по крайней мере не разговаривает.
Брат Михаил посмотрел на Рауля озадаченно, а потом вдруг расхохотался:
— Теперь поняли, отчего я принял постриг? Охотиться на дьявола в наши времена куда интереснее, чем участвовать в светских увеселениях. Suum cuique, как говаривал Цицерон.
* * *
— Я лучше уйду до рассвета, — сказал домовой. — Это плохое колдовство, всего наизнанку выворачивает...
За пять дней знакомства Рауль Ознар и мохнатый Инурри если не подружились, то научились терпеть друг друга. Артотрог честно выполнил обещанное: дом не покинул, честно ответил на все вопросы, а если и утаил немногое, лишь потому, что мэтр позабыл спросить о важном.
Подношения Инурри принимал со сдержанной важностью: золотую монетку венецианской чеканки упрятал в логово, капризничал относительно вина — подавай ему только красную бургонь обязательно подслащенную ложечкой неимоверно дорогого египетского тростникового сахара, какой не в каждой лавке купишь. Но в целом домовой не проявлял вредоносности, стараясь доказать свою значимость, осведомленность, древнее происхождение и желая выставить себя ровней Раулю.
Мэтр эти поползновения беспощадно пресекал: магия артотрогов природная, они неспособны к настоящему творению в сфере чародейства — не открывают новые заклинания, не разрабатывают сложные арканы, а в то же время корчат прямо-таки Мерлина с Клингзором и Мелеагантом. Если Инурри не одергивать, возомнит о себе невесть что.
Домовой тихонько злился, однако не возражал — опыт и инстинкт подсказывали, что знающий маг в любой момент скрутит его в бараний рог. Лучше не сердить.
Так и сегодня: вернувшись с quodlibet Рауль переоделся в домашнее — короткая просторная рубаха, обтягивающие шоссы мягкой фланели и потертый охабень на волчьем меху поверх, для тепла, — спустился в лабораторию, засветил десяток ламп и позвал Инурри. Тот выполз из укрывища моментом: скучно, так почему бы не поговорить с Gizaki?
Рауль предупредил: скоро полночь, хочу слегка... Как бы это сказать? Применить свои знания.
И положил на стол книгу в черной, охваченной железными полосами обложке.
Инурри, подобно коту завидевшему сорвавшегося с цепи огромного дворового пса, взъерошил шерсть, зашипел и удрал на излюбленное место — печную задвижку. От небольшого фолианта так шибало магией, что едва искры не летели! Причем магией жестокой, скверной, отдающей холодом смерти. Принадлежащей не людям, а кому-то, существовавшему задолго до «младшей расы». О ком успела забыть даже раса заносчиво именовавшая себя «старшей».
Домовой ощутил тошноту, а человеку было хоть бы что. Каждому известно: люди чувствуют стократ хуже древних. Даже ученые маги. Невосприимчивы, от чего и страдают, частенько не замечая опасности.
— Настаивать не буду, — ответил артотрогу мэтр. — Возвращайся утром, Инурри.
— Доиграешься ты однажды с силами, вашему племени неподвластными, — не преминул сказать гадость домовой. — Утащат тебя в такие места, что...
— Сгинь, мелкая нечисть!
Инурри мигом обиделся и шмыгнул в темную отдушину. Вот и замечательно, работа с «Книгой Анубиса» требует полного сосредоточения.
Рауль, как человек с немалым опытом Нарбонны, отлично знал, что внешняя сторона обряда влияет на успех в последнюю очередь. А говоря откровенно, вовсе не влияет — все эти глупости вроде балахона вышитого магическими символами, черных свечей, или светильников из вулканического стекла обычная принадлежность шарлатанов, не способных даже яйцо в цыпленка превратить.
Если приспичит, проводи ритуал хоть голым, хоть в одних брэ. Духу, пришедшему оттуда решительно всё равно, как ты одет. Главное — разум, знания и осмотрительность, иначе и впрямь «утащат», случаи известны...
Основным затруднением было найти хоть какую-нибудь частичку бренной плоти мессира Пертюи: волосок, обрезок ногтя. Помог Инурри, сверх прочих талантов артотрога обладавший феноменальным обонянием, не сравнимым даже с собачьим и лисьим. Приволок из чулана старый ночной чепец бывшего хозяина дома, на пожелтевшем льне осталось несколько темных волос. Очень хорошо, это значительно повышает шансы побеседовать с исчезнувшим аптекарем.
Остались последние приготовления. Магический круг, за пределы которого не может выйти призванный дух, очерчен мелом на каменном полу лаборатории — есть обоснованное подозрение, что придет он из пределов крайне неуютных и наводящих жуть на любого христианина, а значит сила этих мест не должна вырваться в тварный мир.
Алые турмалины по углам вписанного в круг пятиугольника. Знаки Управителей Стихий и Хранителей Врат начерчены серебряным стилом. Все символы объединены в единую сеть, наподобие паучьей — натянулись невидимые нити, призванные на время спутать духа.
Кажется, готово.
— AH MAH SHA OH! — тихо, но внятно произнес Рауль. — Которым воздух разделен, огонь порожден, море отброшено, земля сдвинута, и от которого вся тьма вещей небесных, вещей земных, вещей адских содрогается и трепещет...
Рубин на обложке «Книги Анубиса» начал разгораться — в камне зародилось багровое сияние, бросавшее блики на темные стены подвала.