Ах, подумала Джорджиана, откуда же взялся этот замечательный ребенок? Ни капли многозначительной собранности отца. Только честность, открытость и буйство эмоций. Она бы отдала все на свете за то, чтобы иметь дочь, похожую на Фэрли.
Девочка накрутила на палец локон.
— Папа, ты так до сих пор и не извинился. Я не следила за тобой всего две недели, а твои манеры уже испортились. Говорила же я тебе — не надо было оставлять меня с бабушкой и дедушкой. Я тебе нужна. А теперь извиняйся!
— Фэрли!..
— Нет. Извиняйся, как принято. Ты всегда говорил, что причинять боль леди непростительно, а ведь ты сильно сжал ее руки. Я видела.
— Но, Фэрли, это совершенно не…
— Сейчас же, — твердо сказала девочка.
В жилах ее явно течет королевская кровь, подумала Джорджиана, наслаждаясь тем, как ребенок ставит на колени такого таинственного и загадочного Куинна.
Джорджиана почувствовала, как он касается ее руки и, подняв глаза, встретилась с его напряженным взглядом.
— Джорджиана, прости меня, если я причинил тебе боль. Уверяю тебя, я сделал это совершенно неосознанно. Пожалуйста, прости меня.
Девочка фыркнула.
— Я вижу, ты забыл, как правильно извиняться, папа. Где поцелуй? Должен быть поцелуй!
Джорджиана почувствовала, как кровь отливает от ее лица. Она обязана остановить происходящее. Сейчас же.
— Фэрли, я очень рада познакомиться с тобой, ведь теперь мне не придется одной демонстрировать твоему грубому папе его ошибки. Но он вовсе не должен целовать…
— Ты тоже собираешься со мной спорить? — спросила Фэрли голосом королевы.
Неужели она действительно ждет…
— Сейчас же! — недовольно повторила маленькая тиранка.
О Господи милосердный. Ее мысли остановились, когда она взглянула на Куинна. Он не сделает этого. Она знает. Такое совершенно невозможно…
И тут он наклонился к ней и прикоснулся жесткими губами к ее щеке с мягкостью, столь контрастирующей с чеканной резкостью его черт. Джорджиана не могла дышать, не могла двигаться, чувствуя его близость. Его дыхание дразнило ее, у нее даже чуть-чуть закружилась голова. Все произошло так быстро, но касание его губ показалось ей теплым касанием судьбы.
— Джорджиана, пожалуйста, позволь мне опять принести свои извинения, — прошептал он. — Я не знаю, что на меня нашло…
— Ты должен поцеловать ее в губы, глупый, — весело прочирикала его дочь. — Все это знают. Только детей целуют в щеку. Леди целуют в губы.
Джорджиана замерла от ужаса. Девочка не иначе была исчадием ада, присланным мучить ее. Или как минимум деспотом. Очаровательным, коварным деспотом.
— Фэрли! — в замешательстве и с немалой долей безнадежности произнес Куинн, никак, впрочем, не демонстрируя свою реакцию на поцелуй. — Джентльмены не целуют всех леди в губы, когда извиняются. Только, — он остановился в поисках подходящего слова, — некоторых леди. Тех, с кем их связывают особые отношения. Долгая связь.
— Но в Лондоне ты сказал мне, что знаешь ее очень давно, вы вместе с ней выросли и она особенная.
Боже! Не может быть, чтобы…
— Фэрли, сколько раз я повторял тебе — не говори о людях, стоящих прямо перед тобой, так, как будто их здесь нет!
Девочка надула губы.
—Но я не знаю, должна ли я тоже называть ее Джорджианой, как и ты, папа, или леди Чтототон или Другойлинг. Или подойдет ваша милость? Хотя она не тянет на «вашу милость», если ты спросишь у меня.
Слава Богу, они ушли от темы поцелуев.
— Фэрли, пожалуйста, обращайся ко мне по имени. Мы будем большими друзьями. Я уверена. Не хочешь помочь мне с соколихой? Видела ее? Я совсем забыла об Облидж и должна отнести ее в сокольню. Я даже позволю тебе ее понести.
Девочка задумчиво взвесила что-то про себя.
— Ты ничуть не лучше папы. Ты тоже пытаешься выкрутиться и не целоваться с ним. Он не должен был делать тебе больно, но ты должна хотя бы притвориться, что прощаешь его, даже если не хочешь этого делать. Именно так папа всегда заставляет меня поступать.
Глаза у малышки немного косили, в точности как у одного из слуг Вельзевула.
Куинн страдальчески вздохнул и потер лоб.
— Джорджиана, посоветуйся со мной, прежде чем решишься снова вступить в брак и родить детей. Суровая реальность — перед тобой.
Он осторожно взял дочь за руку и посмотрел на нее:
— Да уж, мне не следовало пытаться спорить с тобой, Фэрли. Боюсь, я слишком хорошо научил тебя вести переговоры, а значит, вся вина на мне. Но я также учил тебя важности компромиссов. Я обещаю поцеловать Джорджиану — ведь ты права. Мы действительно связаны как брат и сестра. Но я сделаю это не здесь и не сейчас, ведь извинения надо приносить наедине — без посредника, оценивающего происходящее.
Как брат и сестра. Сердце Джорджианы сжалось еще сильнее.
— Ну, папа, пока ты, по моему мнению, заработал невысокую оценку. Но я действительно умею соглашаться на компромисс, как ты сказал. Просто Джорджиана доложит мне, как у тебя получилось, а ты доложишь мне, как получилось у нее.
Джорджиана ошибалась, считая, что этот ребенок — слуга дьявола. Нет, она маленькая горгона Медуза. Несомненно, тысяча змей копошится под очаровательными кудрями.
Девочка посмотрела на них обоих и прыснула:
— Я голодна. Что в корзинке для пикника, папа? И кстати, Джорджиана, ты сказала, что я могу поухаживать за птицей, не так ли? Она меня не клюнет?
Джорджиана скорее клюнула бы ее сама, но вместо этого откинула с лица Фэрли один из белокурых локонов. Волосы были на ощупь как теплый шелк и напоминали полоску нежного пуха на груди Облидж, когда та вила гнездо.
Остаток дня они провели вместе с Куинном и его дочерью, обходя поместье. Обсуждение извинений и поцелуев забросили, как камень с высокой скалы в глубины моря. Глядя на Куинна и Фэрли, Джорджиана чувствовала себя очень одинокой. Воспоминания о молодых и беззаботных днях, проведенных в дружбе с ним, больше не приносили успокоения. Он жил полной жизнью — и он забыл ее, пусть даже и утверждал обратное. У них теперь нет ничего общего, и у него есть красивейшая дочка, чтобы делить любовь, и память о потерянной жене.
Если бы Джорджиана принадлежала к тем, кто наслаждается жалостью к себе, она бы испытывала ее сейчас. Но вместо этого она укрепилась в решимости оставить чувства к Куинну в прошлом… где им давно следовало упокоиться.
— В таком случае, мистер Браун, — произнес. Куинн на следующее утро, все еще не избавившись от подозрений по поводу пожилого человека, сидевшего напротив него за столом, — мы договорились?
Лысоватый шотландец дружелюбно засмеялся:
— Только дурак скажет «нет» на такое предложение. Но, простите меня, милорд, — покачал он головой, все еще смеясь, — думается мне, что дурак вы, раз предлагаете такое. Неужели управляющие теперь в таком дефиците?
