Я подпрыгнул от эмоций и жажды мести и немедля стал набирать номер Насти. Попался, лысый бубен! Опозориться захотелось на старости лет?
— Я поймал его на крючок! — возбужденно произнес я, как только Настя ответила.
— Кого? — не поняла она.
— Шантажиста! Он прокололся! Он позвонил с телефона академии, и у меня высветился его номер!
— А ты уверен, что это телефон академии? — не выказывая восторга, произнесла Настя.
— Уверен! Я уже в справочную звонил. Так что мы этого голубчика прищучим за шантаж!
— Не слишком ли ты радуешься? — недовольным голосом заметила Настя.
— А чего ж не радоваться-то? Разгребаю завалы на пути к нашей цели.
— Знаешь, мне на ум поговорка пришла про дурака, которого заставили богу молиться.
Что-то я перестал понимать Настю. Ее грубость меня задела.
— Если тебе что-то не нравится, — похолодевшим голосом произнес я, — то говори прямо. Что случилось?
— А то случилось! — сердито ответила Настя. — Отец только что приехал домой и рассказал, как ты себя вел на приеме.
— А-а! — рассмеялся я. — Вот что тебя волнует! Представляешь, в самый разгар банкета вдруг заявляется Чемоданов. Пьяный вдрызг! А твой папочка, не разобравшись, тут же приглашает его к столу. Ты можешь представить, что потом началось? Этот грязный алкаш…
— Меня алкаш не интересует! — перебила Настя. — Ты не имел права затевать с ним драку!
— Какую драку, милая?! — обомлел я. — Я просто выставил его за дверь!
— По-твоему, мой папа врет?
— Настя! Родная! Чемоданов напился и принялся орать, что это его диссертация. Я пытался вывести его незаметно, но он стал сопротивляться!
— Мне все равно, сопротивлялся он или нет, — безапелляционно заявила Настя. — Но ты повел себя так, что отцу пришлось краснеть за тебя.
— Я по-другому не мог! — резко ответил я.
— Знаешь, дорогой мой, — выразительно проговорила Настя. — Пожалуйста, постарайся впредь идти к своей цели тихо, красиво и без пьяных драк в Академии наук. А самое главное, не кидай тень на достойных людей.
— Это каких людей ты имеешь в виду? — вспылил я, но Настя уже положила трубку.
Ну вот, поговорили! Я остался весьма недовольным Настей. Все понятно, ее ранимую и нежную душу, безусловно, коробят неэстетичные поступки под сводами Академии наук. Но она забыла о том, что я не по своей воле занимаюсь диссертацией, что я трачу деньги и нервы ради каприза и прихоти ее папаши. Моя милая пребывает в розовом мире, наполненном звуками скрипки, и ждет, когда я приду к ней с кандидатским дипломом в кармане. Она думает, что это произойдет как бы само собой, без каких бы то ни было усилий и жертв.
А может быть, она права? Может быть, это лично мои проблемы?
Я так и не нашел ответа на вопрос. Тем не менее на следующий день приехал на работу ни свет ни заря, вошел в Интернет и распечатал злополучную диссертацию на принтере. После чего принялся кропотливо, слово за словом, формула за формулой, переписывать ее в отдельную тетрадь. От этого важного дела меня постоянно отрывали телефонные звонки. То поставщики требовали номер платежного поручения, то какие-то проблемы возникали на таможне, то из энергонадзора грозили отключением электричества за долги. Мне приходилось отвлекаться, кому-то что-то обещать, с кем-то ругаться. Вдобавок в кабинет регулярно заходила Зоя. Пришлось закрыть дверь на замок.
Труд, на который я себя обрек, был титанический. На пятой или шестой странице меня стало неудержимо клонить ко сну. Глаза слипались, рука отказывалась выводить формулы и схемы. Я несколько раз вставал из-за стола, энергично размахивая руками. Это помогало ненадолго. Тогда я сменил вид научной деятельности и стал заучивать наизусть отдельные абзацы, чтобы при необходимости блеснуть интеллектом. Мне почему-то приглянулась такая фраза: «Если поле течения невязкого газа найдено, то появляется возможность проинтегрировать уравнения пограничного слоя и рассчитать распределения напряжений трения и теплового потока на обтекаемой поверхности тела, что, в свою очередь, позволяет определить сопротивление трения и температурный режим поверхности тела…»
Чтобы легче было вложить в мозги эти умные слова, которые так впечатлили французов, я попытался превратить их в стихотворение и стал подбирать рифмы к ключевым словам. В итоге у меня получилось следующее:
«Если поле течения вязкого газа, / То наполни бокал свой водярой два раза. / Если видишь струю теплового потока, То плесни из бутылки водяры немного. / А уж если ты пьешь у поверхности тела, / То подумай: а водка ль тебя разогрела?»
Я перевел бы в поэму половину диссертации, но позвонил начальник охраны и сказал, что принесли почту и там есть «иностранное» письмо для меня. «Это договор из Франции!» — понял я, и мое сердце учащенно забилось от предчувствия важного и радостного события.
Настроение мгновенно улучшилось. Я выскочил из кабинета, счастливо улыбнулся Зое и попросил ее приготовить мне кофе. Секретарша мою эйфорию не разделила и холодно ответила, что при ишемической болезни и стойком атеросклерозе от кофе лучше воздержаться. Но я даже не обиделся. Какие могут быть обиды, когда с неба на голову свалились пятьдесят тысяч баксов!
Я почти бежал по коридору, думая над тем, какой грандиозный подарок сделаю Насте. Ее папочка онемеет и сразу забудет про дипломы, когда увидит на пальчике своей дочери перстень с бриллиантом. И, конечно, уже никогда не будет ворчать по поводу моего поведения.
Михалыч, майор милиции, сидел за пультом и перебирал свежие газеты. Увидев меня, он взял с подоконника пестрый продолговатый конверт и помахал им над головой.
— Пляши!
— Из Франции? — спросил я, с трудом сдерживая радость.
— А я откуда знаю? — пожал плечами Михалыч. — Но то, что из-за границы, это точно.
Я схватил конверт и быстро вышел из дежурки. Хорошо, что письмо не попало в руки директора, иначе он обязательно вскрыл бы и прочитал. Потом, может быть, разорвал бы его на кусочки, чтобы мне насолить.
Когда я подошел к двери своего кабинета, Зоя как-то странно взглянула на меня, и мне показалось, что ее лицо озарено блаженным удовлетворением, как у старухи Шапокляк. Ничего не подозревая, я толкнул дверь. За моим столом сидел директор и внимательно читал мои стихи.
Я незаметно смял в руке конверт.
Директор поднял глаза. Он смотрел на меня участливо и с состраданием.
— Сережа, — произнес он, — ты себя хорошо чувствуешь?
— Нормально, — ответил я как ни в чем не бывало. — Мне никто не звонил?
Директор не сводил с меня глаз. Он поднял лист со стихами:
— Что это?
— Где? — уточнил я. — Это? Стихи.
— Ты не переживай, — заботливым голосом произнес директор, — и не волнуйся. Послушай меня внимательно… Это бывает. Даже меня иногда на стихи тянет. Так сказать, реакция на эмоциональный удар. Но здоровье надо беречь. Если вовремя не обратиться к врачу, то в голову могут прийти не только стихи.
