— Да, от вас я такого не ожидал… — сказал подполковник. — От вас никто такого не ожидал! Я вам честно скажу: я горжусь! Вот так командуешь человеком, командуешь… Нда-а…
— Что происходит? Ну, вообще, что делается?
— Только что вышибли их из Симфи. Остался Севастополь. Нет, конечно, их везде полно, но это теперь так, разрозненные части… На три дня работы. Знаете, кто проиграл войну? Их интенданты. Я бы таких вешал, честное слово. У них очень плохо с боеприпасами, так что партизанить не выйдет…
В кузове зашевелился капитан спецназа ГРУ Владимир Резун.
— Ж-жиды пархатые, — сказал он и снова впал в прострацию.
— Что это за тип?
— Капитан советской военной разведки. Сволочь редкостная.
— Это он вас… так?
— Что? А-а, нет… — Арт улыбнулся. — Спецназ ГРУ меня на руках носил. В общем… мне не повезло. А потом повезло. Мне сегодня вообще ужасно везет.
— Оно и видно…
— Что с моими людьми?
— «С моими людьми!» — фыркнул Ставраки. — Сандыбеков жив… Хикс тоже… Сидорук, кажется, погиб.
— Миллер?
— Умер в госпитале, бедняга. Днем было большое сражение возле Лакки, он получил пулю в горло. Вы знаете, как отметился ваш грузин Берлиани? Это просто комедия. Взял в плен их полковника и вышел на связь с их дивизией. Предложил обменять его на вас. Арт, вы что, плачете?
— Смеюсь, сигим-са-фак… Гия, храни тебя Господь…
— Но все-таки, Арт… Как вам это пришло в голову? Вот вы тогда стояли, разговаривали со мной и Козыревым — и уже знали?
— Догадывался. Я присягу не нарушил ни в одной букве. Да и Устав, вообще говоря, тоже… А вы чем-то недовольны?
— Упаси Бог! Я всего один день просидел взаперти, а такого дерьма нахлебался… Но, Арт, это как-то странно: вот живет себе человек, живет, а потом наступает день, и бац! — один — герой, а второй — нет. И не то чтобы этот второй был каким-то трусом… А вот просто ему в голову не приходит взять и что-то сделать…
— Это все потому, Антон Петрович, что я хочу быть самым умным. Вот все шагают не в ногу, один я — в ногу…
— Арт, ну, честное слово… Нехорошо… Знаете, кто старое помянет — тому глаз вон…
Впереди замаячила статуя Барона. Безвкусное конное изваяние, бездарное подражание Клодту, теперь походило на объемную иллюстрацию к известному роману Майн Рида — советские мотострелки упражнялись в стрельбе до тех пор, пока свое меткое слово не сказали танкисты. Безголовый Врангель (то-то порадовался бы господин Лучников!) благословил их машину простертой дланью.
Им пришлось выйти из джипа, и почти тут же в свете фар «Святогора» из ближайшего кордона нарисовался человек в старом дождевике того фасона, какой носят крымские моряки. Их ждали, их должны были встретить…
Очередной пристальный луч. Артем прикрыл глаза и сжал кулаки.
— Он это, он, — сказал Ставраки.
— Большое спасибо, господин подполковник, — кивнул человек в морском дождевике. — Добрый вечер, капитан Верещагин. Флэннеган, капитан второго ранга, ОСВАГ, к вашим услугам. Следуйте за мной…
Артем увидел протянутую руку Ставраки и пожал ее.
— Знаете окончание поговорки? — спросил он. — Кто забудет — тому два. Прощайте, Антон Петрович.
Глава 3
ОСВАГ
Шлоссер: Какой пехотный капитан стал бы разговаривать в таком тоне с майором абвера?
Скорин: Побывавший в гестапо.
Фильм «Вариант „Омега“» по роману Н. Леонова
Полковник Воронов боролся со сном при помощи ударных доз кофеина. Пока что полковник побеждал, но он не знал, удастся ли ему удержать свои позиции до следующего полудня. А получить хотя бы час отдыха раньше не представлялось возможным.
Ему нужна свежая голова. Сегодня на брифинге старших командиров ему нужна свежая голова. Кто одолжит ему свежую голову? Никто, пожалуй. Ни у кого из сотрудников ОСВАГ, целый день мотавшихся по всем фронтам, не найдется свежей головы.
Впрочем, кое-кому еще хуже. Допрос длится уже два с половиной часа, и человек за стеклом одностороннего зеркала близок к обмороку, но на это здесь есть медик. Упасть в обморок ему не дадут.
— Может, хватит? — спросил полковник Адамс. — Его спрашивают об одном и том же в сорок четвертый раз.
— Я знаю, полковник, — откликнулся Воронов.
— Эта история с МОССАДом выглядит насквозь неправдоподобной.
— Хм-м… Медицинский эксперт сказал, что швы накладывал израильский медик. Медицинские скобки — израильского производства. Накладывали их израильским хирургическим степлером. Все равно что расписаться у человека на спине… И вообще за ситуацией чувствуется типично МОССАДовское нахальство. Как раз в эту часть истории я верю.
Адамс покосился на его бесстрастное лицо и снова перевел взгляд на квадрат зеркала. Его плотно стиснутые губы выражали осуждение. Но не высказывали. Армейский офицер не может высказать свое осуждение осваговскому палачу, поелику осваговский палач снимает с армейского офицера довольно тяжелое обвинение.
— All right, Flannahan, enough[8], — сказал Воронов, нажав кнопку селектора.
Капитан второго ранга Флэннеган не подал виду, что услышал команду, прозвучавшую в крохотном наушнике, но тут же быстро и грамотно свернул допрос. Его собеседник закрыл глаза и положил голову на руки, скрестив их на столе. Флэннеган одернул его: сидеть прямо, не спать.
Воронов нажал на селекторе другую кнопку.
— Ди, по чашке кофе всем нам, две чашки — в комнату для допросов. Мне и капитану — бензедрин. — Он отключил связь. — Хотите побеседовать с ним, господин полковник?
— Я? — удивился Адамс. — Зачем?
— Ну это ведь вас обвиняют в срыве мирного воссоединения…
— Вас тоже.
— Да… Меня тоже. Брифинг — через сорок минут. Стенограмма допроса будет расшифрована… — Воронов покосился на стенографистку.
— За полчаса, сэр… — отозвалась девушка. — Печатать все подряд или только самое главное?
— Главное. Господам командирам дивизий некогда будет читать по сто раз одно и то же.
— Воронов, неужели вы и в самом деле не знали, что делал Востоков? — с недоверием спросил Адамс.
— Работа разведки далека от Господних заповедей, — с расстановкой и после паузы ответил Воронов. — Но один из евангельских заветов мы выполняем четко. А именно: пусть ваша правая рука не знает, что делает левая. Востоков был правой рукой генерала Арифметикова. Я — левой. Я не знал, чем он занимается.
— Надо сказать, этот сукин сын очень ловко прятал концы…
