Он верил в верховенство машины, считал ее краеугольным камнем человеческой цивилизации. Техника эффективна и неутомима, она обладает холодной, аналитической и всегда преданной индивидуальностью, которой Хоботов и сам бы гордился. Ее преданность обретению потерянного шедевра знания Омниссии вполне сравнима с его, и именно машины ежедневно подавали людям пример микрокосма человеческого совершенства.
Кроме подразделений техногвардейцев, 674-ХU8 был полностью укомплектован командами сервиторов и техножрецов, чье трудолюбие и одержимость знаниями соответствовали стандартам архимагоса. Здесь царствовали имплантаты и высокоэффективные протезы, со всей команды едва ли удалось бы наскрести плоти, чтобы составить хотя бы одного полностью естественного человека. Хоботов и сам уже давно забыл, сколько в нем органики, а сколько — синтетики, хотя и был рад этому, ибо так исчезало еще одно препятствие на пути к шедевру Омниссии. В массивных криптомеханических внутренностях корабля, в коридорах сверкающего стекла, где царил дух древних машин, среди орудийных рельсов отката и рукавов сенсориума перестраивалась карта человеческого знания. Между магами и сервиторами, суровой личностью самого Хоботова и темной пульсацией духа корабля плелась паутина информации, которая будет расти и зреть, пока однажды Омниссия не увидит в ней часть себя самого. Как только будет достигнута некая критическая точка знаний, их совокупность позволит раскрыть любой секрет Галактики, ничего не бояться и раздвинуть решетку тюрьмы реальной Вселенной. Однажды, когда корабль, его команда и информация станут единым целым, в этом далеком будущем все утерянное в извращениях Темных Веков Технологии вернется…
Но сейчас корабль еще слишком молод. Тысячи лет недостаточно для такой задачи. А архимагос всегда занят, так занят. Иногда цель казалась такой далекой, что о ней даже не приходилось фантазировать.
Вот так говорит в техножреце слабость человека.
Хоботов взглянул на огромный строй массивных поршней, пребывающих в уравновешенном состоянии, но готовых в любой момент вырвать кусок из днища корабля и отправить его истекать воздухом и смазкой в открытый космос. Архимагосу было физически больно наносить такую рану кораблю, частью которого являлся он сам, но Хоботов знал, что это только к лучшему. Дух машины согласился с ним, пылко громыхнув гидравлическими поршнями и пробивными разрядами.
Вокруг стояло всего лишь несколько сервиторов, так как атмосфера, близкая к вакууму, разрушала их ткани, поэтому положенные ритуалы пришлось исполнять техножрецам и более высоким по положению магистрам. Разумеется, это была не столь утонченная операция, как при запуске священного телепортера, но и такая работа требовала точности, четкости и аккуратности. Некоторые из присутствующих навевали страх своими темными согбенными или нечеловечески изогнутыми фигурами, закутанными в плащи. Другие, напротив, вызывали улыбку, яркие и сияющие, с молодыми человеческими телами, украшенными декоративными протезами из стекла и хрома.
Не следует думать, что Хоботов был бесчувственным, полностью избавившимся от человеческих инстинктов. Он хорошо понимал обыкновенных людей. Как дети и животные, они легко сердились и постоянно искали удобств, нуждались в поощрении, чтобы совершать логические поступки, а иногда и в страхе.
Говорили, будто космодесантникам неведом страх, но они все равно оставались людьми. Хоботов знал столько, что не сомневался в своих способностях просчитать их действия и разрешить ситуацию, которую те создали своим невыносимым упрямством. Все просто. Надо не дать им другого выхода, надо заставить их уступить. Они считали себя элитой Империума, следовательно, логика подсказывала, что их надо поставить перед такой ситуацией, в которой у них останется только один вариант действий, но при этом не дать повода и возможности применить силу против собственных союзников.
Архимагос мог спокойно все бросить, вернуться на Коден Тертиус и приступить к изучению Копья Души, оставив Хлура разрешать конфликт. Но тогда механикусы будут выглядеть в глазах Испивающих Души трусами, а в глазах Администратума — безмозглыми головорезами. Сами по себе эти понятия не имели смысла, но Хоботов понимал, что они очень важны для других имперских властей. Он не был политиком, но человеческие мысли так легко просчитать. Если ему удастся вынудить космодесантников отступить, то они начнут уважать Адептус Механикус, станут считать их храбрыми и сильными. Администратум с радостью встретит возможность новых альянсов. Но в конце концов такой результат будет выгоден прежде всего самим Адептус Механикус. Методы, которыми приходилось действовать, сейчас казались ему невыносимо инфантильными, но Хоботов еще раз напомнил себе, что, прежде чем вступить на тропу познания Бога-Машины, он и сам старался соблюсти лицо и часто думал о политической выгоде.
Поэтому он не улетел. Космодесантники оставят звездный форт, Администратум получит свою вожделенную добычу, а Хоботов поможет им в этом, так как это даст величайшую выгоду слугам Омниссии.
План был прост. Испивающим Души не оставалось ничего, кроме как оставить форт и возвратиться на свои корабли согласно условиям перемирия. В любом другом случае им придется сражаться с войсками Хлура и силами самого Хоботова. Такой вариант неприемлем для всех. Десантники отступят.
Все просто.
Удовлетворенный качеством проведенных ритуалов и приготовлений, Хоботов решил вернуться в архив и продолжить изыскания. В этом мире столько всего непонятного, нерешенного, неосмысленного. Проблема, поставленная перед ним, больше не потребует внимания. А он так занят…
— На дальних какое-то движение, — сказал брат Михайрас. — Как думаешь, что это?
Бывший слуга Кэона сейчас наблюдал за сенсориумами, усеивавшими всю поверхность звездного форта. Несколько часов назад он заступил на смену в прозрачном пузыре, смотрящем на звездное поле и огромный сияющий диск Лаконии. Флот Администратума и Адептус Механикус казался скопищем сверкающих продолговатых тел, подвешенных в пространстве. Его внимание привлек яркий белый сноп огня, выделяющийся на черном фоне космоса.
Как только брат Михайрас увидел его, то тут же вызвал технодесантника. Вспышка произошла в центре корабля механикусов, но на этот раз она гораздо больше походила на обыкновенный взрыв.
— Как давно? — Технодесантник Лигрис забрался в тесную оболочку сенсора вместе с увенчанной зажимами серворукой, выступающей из его ранца.
— Три минуты.
— Хм… — Лигрис постучал по закругленной поверхности отполированного пузыря. — Если это второй взрыв после атаки, то тогда у механикусов серьезные проблемы. Но вот тут виден намеренный выброс газов. Не воздуха. Пневмодвигатели посадки или воздушные поршни. И еще поток ледяных кристаллов, они тоже говорят о гидравлике.
— И что это значит?
Лигрис взглянул на потемневшие стекла приборов и счетчиков, увидел данные, подтвердившие его подозрения.
— Это значит, они запустили что-то в нашу сторону. Что-то большое.
Капитан Векк имел привычку кричать на сервиторов по пустякам. Пустоглазая штуковина всего лишь доставила анализ корпуса логистов, но всегда лучше наорать на робота, которого человеческие эмоции совершенно не волнуют, чем срывать злость на живых членах команды.
