Как оказалось, местные жители все еще выращивали овощи сами, на своих огородиках, так что Клео вместе с сердобольным электриком заехала к одной очень милой старушке и скупила у нее почти все, что та вырастила. Теперь голодная смерть Клео не грозила.
Вечером Клео собиралась вспомнить уроки кулинарии, которые когда-то брала у шеф-повара одного из лучших ресторанов Нью-Йорка, и приготовить нечто потрясающее… Печеного гуся, начиненного шпинатом, например. Или овощное рагу с мясом молодого кролика.
Стоило Клео подумать о еде, как у нее потекли слюнки. Вспомнив о том, что она в отличие от мальчишек даже не завтракала, Клео сделала себе огромный сандвич, налила в большущую кружку яблочный сок и вышла в поросший бурьяном сад. С трудом пробравшись через высокую траву к ржавым качелям, Клео осторожно уселась на них, зажала коленями кружку и принялась с наслаждением жевать сандвич.
В доме вдруг что-то бухнуло, затем раздались дружные взволнованные крики, но тут же все стихло. Клео закатила глаза, вздохнула, но решила сделать вид, что ничего не слышала. Меньше всего ей сейчас хотелось идти разбираться с неуклюжими мальчиками.
Чего я, в конце концов, беспокоюсь? — сказала она себе, отрывая зубами от сандвича солидный кусок. Пусть хоть все переломают. Я от этого не обеднею. Лишь бы сам дом не разрушили.
— Клео! Эй, Клеопатра! — услышала она вдруг голос Джеймса.
Обернувшись, Клео увидела, что он стоит на крыльце черного хода и пристально оглядывает сад.
— Я здесь! — крикнула она и подняла руку. — Прямо посреди зарослей крапивы.
— Что ты там делаешь? — рассмеялся он и напролом пошел к ней. — Решила быть ближе к дикой природе?
— Нет, я просто сбежала от тех дикарей, которых ты ко мне подослал.
Джеймс наконец отыскал ее и, отобрав кружку с соком, принялся с наслаждением пить.
— Оставь мне!
— Жадина, — сказал он, отдав ей наполовину пустую кружку. — Подвинься-ка! Меня ноги не держат, так я устал. Если упаду в крапиву, тебе придется меня вытаскивать.
Клео потеснилась, уступая ему место на довольно длинной доске, служившей сиденьем качелей. Джеймс уселся рядом, вплотную прижавшись к Клео. Для того чтобы стало свободнее, он небрежно обнял ее за плечи. Клео заерзала, соображая, как бы намекнуть ему, что эта двусмысленная поза может навлечь на них гнев сестры Джеймса и его невесты.
— Ты рано встала сегодня, — сказал он, не подозревая о ее мыслях. — Я вернулся домой в девять утра, а тебя уже не было.
— В это время я пыталась объяснить электрику, почему именно он должен помочь мне врезать в дверь новый замок. Как оказалось, единственный в городе толковый слесарь уехал на прошлой неделе отдыхать с семьей в Майами.
— Я сам собирался заняться твоей многострадальной дверью.
— Поздно.
— Держу пари, ты строила электрику глазки и кокетничала с ним напропалую, иначе он не сделал бы то, что ты от него потребовала, так быстро.
— Что ты, я была серьезна как никогда.
— Ври больше. — Джеймс оглянулся, потому что на сей раз в доме что-то со звоном разбилось.
— Хм, кажется, они все-таки кокнули старинную вазу, — сказала Клео, запрокидывая голову и подставляя лицо ласковым лучам солнца.
— Вычти из их жалованья.
— Они не нарочно. Да и плевать мне на вазу. Она мне никогда не нравилась.
— Эта та здоровенная штука темно-коричневого цвета с двумя ручками, похожая на ночной горшок? — уточнил Джеймс.
— Да, та самая. — Клео улыбнулась. — Мы использовали ее вместо пепельницы, помнишь? Вот глупые! Думали, что бабушка никогда не узнает о том, что мы тайком курим. А ведь от вазы начало вонять табаком так, будто там основали завод по производству дрянных сигар.
— Твоя бабушка устроила мне знатную взбучку, — с доброй усмешкой произнес Джеймс. — Она сказала, что я на тебя дурно влияю, и запретила появляться в доме. Правда, уже через неделю оттаяла, когда засекла меня на дереве, когда я пытался влезть в твою комнату. Бабуля крикнула мне, чтобы я немедленно спускался вниз, а я от неожиданности выпустил ветку из рук и рухнул на землю.
— Ты тогда чуть шею не сломал, — покачала головой Клео. — Я страшно испугалась.
— И твоя бабушка тоже. Тогда-то она меня и простила.
— Она была замечательным человеком. — Глаза Клео увлажнились. — Заботилась обо мне, словно родная мать…
Джеймс помолчал немного, прежде чем задать вопрос, ответ на который долгое время искал весь городок.
— Почему ты не приехала на ее похороны?
Клео прикусила нижнюю губу и крепко зажмурилась, но несколько слезинок все равно просочилось.
— Я не смогла, Джеймс… — прошептала Клео. — Не потому что была занята, нет. Я испытывала жгучий стыд из-за того, что бросила ее здесь одну. Мне казалось, что если я приеду, то уже не вернусь обратно в Нью-Йорк, потому что совесть меня замучает.
— А разве сейчас муки совести тебя не терзают?
— Еще как терзают. Как она жила тут без меня? — спросила Клео, взглянув на Джеймса полными слез глазами. — Она очень болела в последний год своей жизни? Страдала ли?
— Если только от одиночества, — сказал Джеймс. — Она, безусловно, очень скучала по тебе. Хотя и говорила всем, кто ругал тебя за бессердечие, что гордится тобой и твоей целеустремленностью. Она умерла тихо, во сне, и, говорят, совсем не страдала. Перестань переживать, она бы этого не оценила. Уверен, что твоя бабушка не обижалась на тебя за то, что ты уехала.
— Сначала я звонила ей почти каждый день, — проговорила Клео, глотая слезы. — А потом она отругала меня за то, что я трачу деньги на телефонные переговоры, и запретила мне звонить чаще двух раз в месяц. Я подчинилась… Ну зачем я ее послушалась?! Что мне мешало приехать и навестить ее? Я шесть лет не была у нее в гостях, а когда все-таки собралась, было уже поздно — мне сообщили, что она умерла.
— Клео, не казни себя… Ну хватит! — принялся уговаривать ее Джеймс, но она заплакала еще горше.
Он обнял ее, и Клео уткнулась лицом в его плечо. Очень скоро футболка в этом месте промокла. Джеймс чувствовал, как горячи слезы Клео. Он осторожно погладил ее по голове, затем поцеловал в макушку и прижался щекой к ее гладким, пахнущим цветами волосам. Джеймс словно снова вернулся в то время, когда Клео еще любила его. Они часто сидели на этих качелях в обнимку, разговаривали о будущем, мечтали, строили планы… Они были молоды, честолюбивы и абсолютно счастливы. Не то что сейчас.
— Не плачь, — Джеймс провел пальцами по ее вздрагивающей спине, — иначе я рассержусь и защекочу тебя до икоты, как делал это раньше, когда ты хандрила.
Клео подняла голову и улыбнулась сквозь слезы.
— Ты всегда умел поднять мне настроение.
— Не всегда. Порой ты так злилась, что начинала ненавидеть всех на свете, даже меня.
