Ознакомительная версия. Доступно 8 страниц из 40
— …!
— Конечно, любимый! А ты думал, что я — маленькая девочка, которая не читала ничего посерьезнее сказок Шарля Перро? Ты даже не представляешь себе, какие миры вращаются в моей голове. Иногда мне даже страшно становится. Поэтому я так счастлива, что ты — со мной, что я нашла тебя и ты меня спасешь…
— …?
— От всего, от страшного… Знаешь, есть люди, над которыми — неизвестно почему и за какие заслуги — в какой-то момент открывается небо. Не понимаешь? Попробую объяснить — я об этом еще ни с кем не говорила. Тебя ждала. Так вот, однажды — тогда мне было два года — я сидела на полу в нашей маленькой комнате (мы жили в коммуналке) и пыталась что-то нарисовать. Свет падал так, что все казалось мне слишком ярким, как на картинах импрессионистов (конечно, тогда я не знала об их существовании!): красный дощатый пол (тогда он был свежевыкрашенным и блестел на солнце, как лед), оранжевые цветы на шторах, светлые стены (мама всегда любила чистые цвета). В широком прямом луче предзакатного солнца плясали золотые балерины… Я пыталась нарисовать все это, как вдруг в комнате потемнело, я оглянулась… В дверном проеме стояла мама и смотрела на меня. Я не могла как следует разглядеть ее, потому что она стояла против света — видела только серебристый контур удлиненного тела… Что с тобой, любимый? Конечно же, кури!..Так вот. Это была бытовая картинка. Но именно тогда я вдруг будто услышала музыку. Не смейся! Так бывает в детстве. Передо мной до сих пор стоит эта картина! Именно тогда я почувствовала, как на меня посыпался невидимый пух и окутал теплом… Я до сих пор удивляюсь тому, как ярко и просто может почувствовать ребенок прикосновение Бога. В ту минуту, когда мы смотрели друг на друга, во мне родилось ощущение того, что время — быстротечно. Сейчас я могу облечь это чувство в слова, а тогда мне было тепло и страшно. Я явственно почувствовала, что все вокруг и я сама с каждой минутой превращаемся в… воспоминание. Просто — чье-то воспоминание.
— …?
— Люди с самого рождения и до того момента, когда начинают осознавать неотвратимость ухода, постепенно превращаются в кокон воспоминаний для других людей. Те, у кого этот кокон большой, — счастливые люди, их не так уж много. Я смотрела на маму и физически ощущала, как она становится для меня воспоминанием, ведь минуты шли и каждая следующая была не похожа не предыдущие. С возрастом мы впитываем друг друга все отчаяннее, как жаждущие, ведь мы начинаем понимать, что ни одно мгновение не повторится. Знаешь, с таким же чувством я целовала бабушкины руки… Я всегда целовала ее — просто чмокала в щеку, а однажды взяла ее руки в свои — они были теплые, в голубых жилках, с тонкой пергаментной кожей — и целовала только потому, что вдруг поняла: скоро их не будет! Мне было так страшно. Если бы все могли понимать это — разве бы они обижали друг друга? Разве говорили бы так много, так сложно и так… ненужно? Слова подобно табачному дыму застилают воспоминания…
Второй монолог Лики
— Если бы люди могли видеть — как в кино! — движения души, они могли бы лучше понимать события, происходящие в их собственной жизни!
— …?
— Сейчас я расскажу тебе один из рассказов Чехова…
— …!!!
— Ну, не смейся, я не так выразилась. Я его перескажу, будто расскажу заново. Понимаешь? Он такой, как вся эта жизнь. Я читала его давно, уж не помню точно, как он назывался… В общем, так. У доктора умер маленький сын. Доктор безутешен, ему кажется, что вместе с сыном ушла и его жизнь. Вдруг — звонок в дверь. Приходит человек и умоляет доктора срочно поехать к его тяжелобольной жене, которую он безумно любит. Доктор сначала отказывается — он не в силах двинуться с места. Но в конце концов чувство долга берет верх и он едет в ночь к пациентке. Входят в квартиру. И тут выясняется, что болезнь жены — это только ее выдумка. Жене нужно было отослать из дому мужа-рогоносца, чтобы сбежать с каким-то там военным. Муж в отчаянии. Забыв о докторе, он мечется по комнатам, натыкаясь на разбросанные вещи, он не может ничего понять, он оскорблен, растоптан, угнетен. Доктор тоже ничего не может понять: у него такое горе, он все бросил, приехал бог знает куда — и вдруг перед ним мечется какой-то человек, взывая к справедливости. Вот тут-то бы им поплакать вместе, пожать друг другу руку, посочувствовать — ведь им обоим больно! Ан нет! Они затевают ссору, обвиняют в чем-то друг друга. И в каждом из них кричит собственная обида. Мне кажется, что в этом рассказе — модель всех человеческих отношений.
— …?
— Ну вот, например, эта продавщица, у которой мы сегодня покупали дыню… Помнишь, ты еще рассердился, когда я с ней заговорила. Но разве она виновата, что мы — счастливы, а она — в грязном фартуке?! Для нее было невыносимым наше счастье — и она нас обсчитала. А мне ее стало жаль, потому что каждый вечер дома ее ждет пьяный муж — и ни одного поцелуя!
— …
— Есть очень простые истины — о них не часто говорят, а если и говорят, то обычно с иронией. Или же они звучат банально. И все же они существуют. Вот попробуй произнести их вслух — и почувствуешь, как на глаза навернутся слезы: нужно любить своих друзей, защищать родину, уважать стариков и не унижать тех, кто слабее тебя, не лгать, ничего не бояться, ничего не просить… Говорить об этом, может быть, и смешно. Но ведь… не смеемся же мы, читая Библию…
Третий монолог Лики
— До встречи с тобой меня угнетала собственная беспомощность. Мне говорили, что я хорошо рисую, и я почти верила в это. Но потом я поняла, если не быть ВЕЛИКИМ художником — лучше не быть им вообще. Можно утешиться тем, что делаешь что-то — «для себя». Но по-моему — это смешно!
Для себя я рисую всегда и везде, где бы ни была. И на какое-то мгновение написанная картина приносит мне облегчение. Разве это не эгоизм? Тем более — сейчас.
— …
— Нет, я не брошу рисовать. Это невозможно. Я чувствую над собой некую субстанцию, которая хочет выразить себя — через меня. Не знаю только, почему именно через меня… Наверное, это МОЯ субстанция, что-то вроде близкого мне духа, витающего в ноосфере. Как мучительно чувствовать ее и не иметь возможности чем-то помочь! Это выглядит приблизительно так: нечто сверху обращается ко мне будто через толстый слой ваты — я пытаюсь понять, услышать, но слова теряются, доносятся лишь окончания, неясные звуки, и я не могу трансформировать их в рисунок! А ТАМ ждут именно моего слова, а я — молчу… Ужас. И от этого моего молчания прежде всего страдает преданная мной субстанция. Наверное, для того, чтобы высказаться — нужно быть свободной. Свободной от всего. Но это невозможно…
— …?
— Свобода — это возможность быть собой, везде и всегда. И когда в тебя верят, независимо от доходов, статуса и одежды. Всего внешнего. Свобода — это брать на себя как можно больше — в десятки раз больше, чем можешь вынести. Будешь задыхаться, гнуться, но в какой-то момент вдруг почувствуешь — груза нет: он «снят», ты свободен: в словах, в быту, в любви… Ты научился понимать больше, чем другие.
Четвертый монолог Лики
Ознакомительная версия. Доступно 8 страниц из 40
