– Я наверху, пытаюсь читать. Роберта Бенчли. Вы читали когда-нибудь Роберта Бенчли? Ужасно смешно, только слова становятся маленькими...
– Я перезвоню попозже, мистер Эббот.
Ответа не последовало.
Он повесил трубку.
Глава 8
Я посмотрел на телефон в растерянности.
Робин постучала, вошла, прислонилась к косяку и сказала:
– Я готова.
Она надела маленький черный свитер и длинную твидовую юбку, слегка накрасила губы. Ее улыбка помогла забыть странный телефонный разговор.
Мы остановились в небольшом японском ресторанчике к югу от Олимпика, в единственном месте, которое работало в такой поздний час на темной и безлюдной аллее. Кроме нас, посетителей с неазиатской внешностью не было, и все же большого внимания мы не привлекли. Худощавый шеф-повар в суши-баре резал что-то похожее на угря. Миниатюрная официантка проводила меня и Робин за уединенный угловой столик, где мы выпили саке. Наши пальцы сплелись, мы немного поговорили, а потом замолчали. Обслуживание было несколько официальным, но превосходным. Еще одна изящная официантка снова принесла нам по чашке теплого саке и изысканно приготовленные блюда. Тишина и приглушенный свет подействовали успокаивающе. Поэтому, когда мы вышли на улицу полтора часа спустя, в голове у меня прояснилось.
Спайк встретил нас жалобным поскуливанием, так что мы решили взять его на короткую прогулку. Затем Робин пошла в ванную, а я не знал, чем себя занять. В конце концов сдался и пошел проверять автоответчик, все еще думая о муже Джейн Эббот.
Получил сообщения от профессоров Холла и де Мартена. Правда, вместо профессора Холла звонил молодой человек, назвавшийся Крейгом, помощником по дому. Он сообщил бодрым голосом:
– Стивен и Беверли в долине Луары с детьми и вернутся только через неделю. Я обязательно передам ваше сообщение.
Де Мартен говорил сам, спокойным, несколько озадаченным голосом, с легким акцентом.
– Это Симон де Мартен. Я посмотрел свои записи, Лорен Тиг действительно одна из моих студенток. К сожалению, не помню ее лично. Извините, больше ничем не могу помочь.
Робин крикнула из ванной: "Присоединяйся!" – и я уже был без одежды, когда зазвонил телефон. Я не стал поднимать трубку и с удовольствием расслабился в воде. Медленно помыл волосы Робин, потом просто лежал, тихо нежась. Натирание мочалкой привело к ласкам и брызганью друг в друга, что, в свою очередь, закончилось залитым водой полом. В итоге мы переместились на кровать и занимались любовью, пока оба не выдохлись, мокрые и покрытые мыльной пеной.
Я все еще тяжело дышал, когда Робин встала, завернулась в мой старый халат, пошла на кухню и вернулась с двумя стаканами апельсинового сока. Она влила немного сока мне в рот, выплеснув при этом на кровать куда больше, и нашла это деяние восхитительным. Моя месть была не менее мокрой. Потом мы поменяли простыни, Робин начала сушить волосы, а я надел футболку и шорты, вышел на террасу и облокотился на перила. Я стоял и всматривался в темные тени сосен, кедров и камедных деревьев, покрывавших холмы перед нашим домом.
Я чувствовал себя героем голливудского фильма и все еще был в оцепенении, когда голос Робин вывел меня из этого состояния:
– Дорогой, это Майло. Говорит, звонил полчаса назад.
Так, звонок, на который я не ответил.
Робин сказала:
– Можешь поговорить здесь. Я спущусь к пруду, там что-то фонарь не горит.
Я взял телефон в спальне.
– Что случилось?
– Твоя девушка, Лорен Тиг. Теперь это и мое дело, – сказал Майло.
* * *
Девять часов вечера, бульвар Сепульведа. Промышленный район к югу от Уилшира и к северу от Олимпика. Магазины, торгующие дешевыми товарами, ветеринарные клиники, продажа мебели оптом. Кроме ветлечебниц, на ночь все закрывается. Где-то визжала кошка.
Майло объяснил: "Восточная сторона улицы. В аллее".
Недалеко от места, в котором я всего три часа назад набивал себе живот. Сейчас при мысли о еде меня замутило.
Аллею перегораживала патрульная машина. На ее крыше мерцали сине-красные огни – предвестники беды. Рядом стоял полицейский, водрузив ногу на бампер. Он был молод, напыщен и самодоволен. Когда я подъехал, коп автоматически поднял руку, запрещая двигаться дальше. Я высунул голову из окна и назвался. Полисмен не расслышал, сердито посмотрел на решетку на бампере и велел ее поправить. Я еще раз прокричал свое имя, коп медленно подошел: брови сдвинуты, рука на кобуре. Лицо у меня горело, но я заставил себя говорить медленно и вежливо. Наконец полицейский кому-то позвонил, и ему приказали меня пропустить. Когда я выходил из машины, он кивнул и заявил: "Это там" – с таким видом, будто сообщал что-то важное.
Коп посоветовал идти вниз по аллее, хотя в его указаниях не было никакой нужды. Группа полицейских автомобилей посреди темной улицы походила на огромную хромированную опухоль под шипящими линиями электропередачи. Пока я бежал к месту преступления, из-за запаха гниющих материалов, бензина и разлагающихся овощей меня чуть не вывернуло наизнанку.
Я заметил Майло рядом с машиной судмедэксперта и стал протискиваться к нему. Он сгорбился и торопливо строчил в блокноте, согнув одну ногу в колене, чтобы было удобнее писать. Живот моего приятеля сильно выпячивался за борта куртки, так что она не застегивалась. Майло облизал карандаш и попытался встать поудобнее. Да, вечная проблема полных людей – слишком мешает живот...
Под светом мощных прожекторов лицо Майло казалось бледным и напудренным, словно посыпанным мукой, и все неровности сильно выделялись, особенно мешки под глазами. Меня еще тошнило, когда я направился к нему, не веря в реальность происходящего и чувствуя себя здесь лишним.
Когда я находился в десяти футах от Майло, он поднял голову. Сейчас черты его лица выглядели размытыми, как будто у меня резко село зрение. Только глаза, изумрудно-зеленые, с искорками цвета морской пены, я видел отчетливо: они сверкали и беспокойно бегали, точно у койота. На Майло были спортивная куртка телесного цвета, мешковатые брюки из коричневого вельвета и белая рубашка из немнущейся ткани с маленьким воротничком. На шее висел тонкий зеленый галстук, который отсвечивал в свете прожекторов, как выдавленная из тюбика полоска геля для зубов. Майло, видимо, давно не бывал у парикмахера: черные как смоль волосы торчали во все стороны, а непослушная челка доходила до бровей и нависала над острым, с горбинкой, носом. Виски и короткие бачки были абсолютно седыми и неестественно контрастировали с остальными волосами. С недавних пор он начал называть себя Эль Скунсо и пошучивать о старости и смерти. Майло старше меня всего лишь на год или даже меньше, однако за последнее время сильно сдал. Робин говорит, что я выгляжу молодо, когда чувствует: мне приятно это слышать. Интересно, говорит ли Рик что-нибудь Майло в подобных случаях?