После того как огонь был разведен во всех комнатах, наступало время снова наполнять ведра и подкладывать брикеты, чтобы в комнатах могли греться те, у кого есть время сидеть у огня, кому нет нужды согреваться тяжелой работой.
Весь день напролет Мейси занималась уборкой, была на побегушках у кухарки и выполняла поручения каждого, кто был выше ее в иерархии прислуги, то есть почти всех. Но работа вносила в ее жизнь покой, которого она не знала с тех пор, как слегла мать. Ей требовалось только следовать указаниям других, и в ритме повседневных дел, будь то чистка дымоходов, подметание лестниц или полировка мебели, находилась возможность думать о том, что могло быть.
Выходной у Мейси был в воскресенье днем. Как только большие часы на полке над кухонной плитой пробивали половину двенадцатого, Мейси ждала, чтобы кухарка взглянула на нее и указала подбородком на дверь.
— Ладно, девочка, можешь идти. И смотри вернись в подобающий час!
Это было притворное предупреждение, так как в неподобающий Мейси негде было находиться.
Сняв фартук, Мейси выбегала из кухни и поднималась по черной лестнице на последний этаж. Ей казалось, что ноги не могут нести ее так быстро, как ей хочется. Переодевалась в длинную черную юбку, принадлежавшую матери, и в чистую хлопчатобумажную блузку. Бросала взгляд на свое отражение в зеркале, надевала шляпку, брала жакет и кошелек и выбегала из спальни. Она шла увидеться с отцом, зная, что в двенадцать часов он вынет часы из жилетного кармана и улыбнется своим мыслям. Фрэнки Доббс не мог дождаться, когда дочь придет домой, чтобы они могли провести вместе несколько часов, устроить драгоценную передышку после трудной недели.
По воскресеньям Фрэнки всегда можно было найти в конюшне, где он держал свою кобылу, под сухими сводами южной оконечности моста Ватерлоо. Воскресенья посвящались тому, чтобы вычистить лошадь с головы до копыт, смазать кожаные постромки, довести до блеска бронзу и подготовить телегу для будущей недели. Это было необременительное утро, более приятным его делало знание, что вскоре шаги Мейси зазвучат по булыжной мостовой, ведущей к конюшням.
— Дочка, до чего я рад тебя видеть. Как ты, моя девочка?
— Хорошо, папа. У меня все хорошо.
— Сейчас я покончу с этой работой, потом домой, выпить по чашке чаю.
Они вместе работали в конюшне, потом оставляли лошадь в покое. После чая Фрэнки надевал по случаю воскресенья лучшую одежду, и отец с дочерью ехали автобусом в парк Брокуэлл, гуляли, потом садились перекусить взятой из дома едой.
— Папа, видел бы ты библиотеку! Я никогда не видела так много книг. Они закрывают все стены. Книги обо всем.
— Ты все о книгах, девочка. Продолжаешь читать?
— Да, папа. Я хожу в публичную библиотеку каждую неделю по средам. Миссис Кроуфорд отправляет меня со списком книг для нее и для мистера Картера, и, кроме того, я беру книги для себя. Знаешь, Инид говорит, что не может спать при свете, так что я не могу читать долго.
— Береги глаза, моя девочка, других у тебя не будет.
— Папа!
— Понимаю, я ворчу. Ну а что скажешь про других из прислуги, какие они?
Отец с дочерью сидели на деревянной скамье перед клумбой.
— Ну, мистера Картера и миссис Кроуфорд ты знаешь.
— Их знаю. Хорошие люди.
— А миссис Кроуфорд зовут то «кухарка», то «миссис Кроуфорд» без всякой… ну, без всякой системы.
— Дочка, как это понять?
— То есть иногда ее зовут «кухарка», иногда «миссис Кроуфорд», и никаких правил не существует — иногда в одной фразе ее называют и так, и так.
Фрэнки откусил от бутерброда и кивнул Мейси, чтобы продолжала.
— Там два лакея, Артур и Седрик, и личная горничная ее светлости Нора — она скучноватая. В большом доме, в Кенте, тоже есть прислуга и домоправительница, миссис Джонсон. Есть несколько кухонных служанок — Досси, Эмили и Сэди, — которые помогают миссис Кроуфорд, и, само собой, Инид.
— А она какая?
— Папа, волосы у нее огненного цвета. Рыжие-рыжие. А когда она причесывает их вечером, они поднимаются вот так.
Мейси показала руками расстояние от висков, и Фрэнки засмеялся. Иногда он не мог понять, как она может выглядеть то ребенком, то взрослой женщиной.
— Дочка, она любезна с тобой?
— Папа, Инид хорошая. Правда, настроение у нее постоянно меняется. То она веселая, то лучше держаться от нее подальше.
— Я мог бы догадаться. Рыжие всегда одинаковы. Имей в виду, дочка, чем больше будешь сама собой, тем больше будет казаться, что на ногах у тебя железные башмаки, — они будут стремиться поставить тебя на место, если у них плохое настроение. Это их суть.
Мейси кивнула, словно принимая этот важный совет, и продолжила:
— Кроме того, Инид, кажется, влюблена в мастера Джеймса.
Фрэнки засмеялся снова.
— О! Вижу, ты быстро разузнала тамошние дела! А что представляет собой этот Джеймс? Он уже не в том возрасте, чтобы называть его мастером, так ведь?
— Видимо, да. Я слышала от кухарки, что его светлость велел называть сына мастером, пока тот себя не проявит. Или что-то в этом роде. Знаешь, Джеймс иногда приходит в кухню после ужина. Я видела его. Приходит к кухарке и, проходя мимо Инид, подмигивает ей. Та вся заливается краской и отворачивается, но я знаю, что он ей нравится. А кухарка делает вид, будто отчитывает его за приход в кухню, словно он все еще маленький, но потом достает большое блюдо с имбирными бисквитами и он их ест стоя! Мистера Картера это выводит из себя.
— Еще бы! Мистер Картер любит порядок. Расскажи теперь о самом доме.
И Мейси улыбнулась, довольная тем, что находится в обществе отца, человека, заявляющего, что его должны принимать таким, каков он есть. Фрэнки Доббс теперь был спокоен. Жизнь стала легче — дочь находилась в хороших руках. Счета оплачивались. «Да, — думал Фрэнки Доббс, — гуляя в парке с дочерью, жить становится легче».
Мейси была очарована библиотекой. Ею часто пользовались: лорд и леди Комптон любили литературу, политику и держались в курсе увлечений интеллектуального Лондона. Но когда Мейси входила туда в пять часов с ведром угля, там никого не было. Роскошные бархатные шторы задерживали сквозняки и позволяли теплу проникать во все углы, пока Мейси растапливала камин для тех, кто придет сюда утром.
Обычно она немного медлила, перед тем как опуститься на колени у камина и до черноты испачкать руки при разведении огня. Ежедневно Мейси погружалась в знания, хранящиеся в библиотеке Комптонов, и ее жажда возрастала с каждым днем. Постепенно она становилась смелее: сперва осторожно касалась кожаных переплетов, читая заглавие на корешке, потом снимала книгу с полки и раскрывала тонкие страницы в начале.
Эта библиотека захватывала воображение Мейси, по сравнению с ней маленькая публичная библиотека казалась очень скудной. Из всех комнат в доме она больше всего любила эту. Однажды утром, когда она ставила книгу на место, перед тем как заняться камином, ей пришла мысль.
