— Угадала, — улыбнулся Бэнкс. — Она в свое время была просто красавицей, хоть и чуть постарше остальных. Помню, в свое время читал про нее в газетах и всегда любовался фотографиями. Все-таки в работе разносчика газет есть свои плюсы. Если мне не изменяет память, первую «Виву» она открыла в шестьдесят пятом году, на Портобелло-роуд. Цены не задирала, тем не менее у нее всегда отоваривались самые популярные звезды. Мик Джаггер, Марианна Фейтфул, Пол Маккартни, Джейн Эшер, Джулия Кристи, Терри Стэмп. Она со всеми звездами водила дружбу.
— Надо же. Я и не знала, что они любили сэкономить.
— Дело было не в ценах. Там витал аромат элитарности. Эдвина всегда была в гуще событий, устраивала шумные вечеринки с самыми известными людьми города, отрывалась в модных клубах. Да-да. Представь. И героином баловалась, и романы со звездами крутила. Я даже не знал, что у нее есть сын. Видимо, не хотела привлекать к нему внимание.
Энни зевнула.
— Тебе скучно? Заболтал, да?
— Просто устала.
— Тогда давай по домам. Завтра опять тяжелый день.
— Хорошая мысль, — согласилась Энни, протягивая Бэнксу куртку.
— Слушай, — добавил он, — насчет того разговора… гм… что я не пришел тебе на помощь, когда ты в этом нуждалась…
— Ну да, было такое. Я просто… ох, Алан, давай забудем об этом. Не обращай на меня внимания.
— Просто ты тогда как-то отдалилась. Я не знал, как до тебя достучаться.
— Наверное, ты прав, — сказала Энни и похлопала его по руке. — Я была не в лучшей форме. Ну и хватит об этом. Теперь все позади. Давай забудем обо всем и сконцентрируемся на работе. Хорошо бы поскорее расколоть это дельце.
— Хорошо бы, — кивнул Бэнкс, допивая пиво.
Они дошли до своих машин, припаркованных напротив дома Лоуренса Сильберта, где до сих пор бродили несколько самых выносливых и терпеливых репортеров, попрощались с констеблем Уолтерсом и друг с другом. Бэнкс смотрел, как Энни, забравшись в свою старенькую «астру», уезжает прочь, затем включил двигатель и направился в Гретли. В зеркале заднего вида засверкали вспышками фотоаппараты репортеров.
Бэнксу казалось, что он не был дома месяц, хотя на самом деле прошло два дня. Собственно говоря, и того меньше. Всего одна ночь. Единственная ночь, которую он провел у Софии. Но все равно дом встретил его еще более многозначительной и гнетущей тишиной, чем обычно.
Пройдя в гостиную, он включил лампу под оранжевым абажуром. Проверил телефон: всего одно послание, от Брайана. Сын сообщал, что на пару недель вернулся в Лондон и будет рад видеть отца, если у того найдется свободная минутка. Недавно Брайан со своей подружкой Эмилией, актрисой, переехал в очень маленькую и миленькую квартирку на Тафнелл-Парк-роуд. Бэнкс, навещая в Лондоне Софию, частенько к ним заглядывал. Однажды даже взял с собой к ним на ужин Софию, и они сразу нашли общий язык. В основном потому, что она слушала ту же музыку, что и они. Бэнкс и сам любил многие современные группы, однако почувствовал себя безнадежно старым и полным лопухом. В глубине души он считал, что со времен Хендрикса, Дилана, «Пинк Флойд», «Лед Зеппелин», «Стоунс» и «Ху» не было создано ничего стоящего.
За окном над протокой Гретли-Бек и долиной расцветал бирюзово-золотой закат. Минуту-другую Бэнкс смотрел на него, наслаждаясь видом, затем задернул занавески и отправился на кухню, налить бокал вина. Бэнкс вдруг понял, что страшно голоден: не ел с самого утра. Те печенюшки на совещании, разумеется, не в счет. В полупустом холодильнике за еду могли сойти лишь открытая пачка карри с козлятиной из местной забегаловки да остатки индийских лепешек, завернутые в фольгу Вот только красное вино, которое пил Бэнкс, никак не подходило к карри. Не говоря уж о том, что он даже не помнил, когда карри появилось в его холодильнике. В конце концов Бэнкс выудил из глубины кусок пожилого чеддера, скрупулезно осмотрел батон хлеба на наличие плесени и, убедившись в его относительной свежести, сделал себе горячий бутерброд с сыром. Прихватив бокал и сэндвич, Бэнкс пошел в гостиную.
Надо бы включить что-нибудь ненавязчивое, но мелодичное, подумал он и, вспомнив о сыне, о его фанатическом увлечении новыми группами, решил поставить диск Керен Анн. Комнату заполнили таинственные звуки песни «Все это ложь» — приглушенный голос Керен Анн, тихие плавные гитарные аккорды. Это было самое оно. Блаженно откинувшись в кресле, Бэнкс водрузил ноги на подлокотник и принялся перебирать в уме все известные ему подробности дела Хардкасла — Сильберта.
На первый взгляд — типичное преступление на почве ревности. Невообразимо жестокое убийство, глубокое раскаяние и следующее за ним самоубийство — все прямо как в учебнике. В «Практике расследования убийств» Геберта Бэнкс вычитал, что для преступлений с гомосексуальной подоплекой характерно большое количество ранений в области горла, груди и живота. Все сходилось — убийца мощным ударом сломал Сильберту гортань, которую Геберт ассоциировал с важным для гомосексуальных пар оральным сексом. Повышенную жестокость он объяснял тем, что оба партнера в таких отношениях являются сексуальными агрессорами. Бэнксу последнее утверждение казалось не совсем корректным. Впрочем, не он же изобрел эту теорию, так что плевать.
Интересно, что Лоуренс Сильберт делал в Амстердаме — городе с пресловутым кварталом красных фонарей, где к любым сексуальным отклонениям относятся весьма снисходительно? Может, Эдвина знала? Бэнксу ее горе показалось вполне искренним, как и шок, вызванный известием, что, возможно, убил Марк.
А поездка Марка в Лондон с этим Вайменом? Не могла ли эта совершенно невинная командировка послужить толчком? И так ли уж там все было невинно? Может, Лоуренс Сильберт узнал о ней и обезумел от ревности? Слово за слово, и обычная ссора переросла в драку, результатом которой явились два трупа. Вполне возможно. Надо будет завтра утром поговорить с Дереком Вайменом, задать несколько вопросов, решил Бэнкс. Несмотря на воскресный день, Бэнкс не собирался отдыхать — раз уж выходной с Софией сорвался, чего уж теперь расслабляться? Надо работать. Ни ему, ни Энни за внеурочную работу не заплатят, но, может, хоть отгулы дадут? Тогда они с Софией могли бы смотаться на пару дней в Рим или Лиссабон. Может, хоть это немного ее утешит.
Стрелки часов показывали половину двенадцатого, и Керен Анн давно уступила сцену Ричарду Хоули, еще одному любимчику Бэнкса. Вот тут-то и раздался телефонный звонок.
Бэнкс поднял трубку параллельного телефона. Звонила София, судя по голосу — немного подшофе.
— Ну, как все прошло? — спросил Бэнкс.
— Отлично! Приготовила тайский ужин, всем очень понравилось. Только что всех проводила. Но посуду мыть не буду — ужасно устала.
— Жаль, что я не рядом и не могу ее, проклятую, помыть, — сказал Бэнкс.
— Мне тоже жаль. В смысле, что тебя рядом нет. Ты там Ричарда Хоули слушаешь?
— Ага.
— Фу. Вот, значит, чем ты занимаешься в мое отсутствие?
