такого потомства у столь «темных» родителей кажется удивительным, ведь слово «эреб» у греков означало «мрак»):
Ночь же Эфир родила и сияющий День, иль Гемеру:
Их зачала она в чреве, с Эребом в любви сочетавшись{198}.
Не родись Эфир и День в нужное время, это могло бы привести к самым плачевным для Вселенной последствиям (тем более при наличии уже существующих на тот момент «черной Ночи», «сумрачного Тартара» и «угрюмого Эреба» и при том, что до рождения Гелиоса-Солнца было еще далеко). Эфир в греческой Вселенной – не просто верхний слой атмосферы, но еще и источник света{199}, в определенном смысле он мог заменять Солнце (поэтому рождение Дня в те времена, когда Солнца еще не было, не должно удивлять слишком придирчивых исследователей). Но, не будь Эроса, Ночь не вступила бы в любовную связь и мир не получил бы ни Эфира, ни Дня, поэтому факт зарождения Эроса в числе четырех первых божеств можно считать в равной мере и благодатным, и доказанным.
Первым детищем Геи, которое она родила для того, чтобы сделать своим супругом, был, согласно Гесиоду, Уран (буквально «Небо»):
Гея же прежде всего родила себе равное ширью
Звездное Небо, Урана, чтоб точно покрыл ее всюду
И чтобы прочным жилищем служил для богов
всеблаженных…{200}
Правда, по поводу происхождения и родственных связей Урана высказывались и другие точки зрения. Так, некоторые орфики считали, что Земля и Уран были детьми Ночи и, соответственно, братом и сестрой{201}. Гигин тоже называет их братом и сестрой, но рожденными «от Эфира и Дня»{202}. Предлагали орфики и более материалистическую версию: Небо и Земля произошли из двух половинок «превосходящего всякие размеры Яйца»{203}. Но, так или иначе, почти все признавали, что Земля и Небо стали супругами. Орфей «называет Гею первой невестой, а ее соединение с Ураном – самым первым браком»{204}. Гесиод пишет, что Гея разделила «ложе с Ураном»{205}.
Уран стал первым царем Вселенной, получив власть над другими богами. От его брака с Геей родилось немало детей. Среди них были 12 титанов[70], три гекатонхейра, имевших по 50 голов и по 100 рук, и три одноглазых великана-киклопа (циклопа).
Небо в представлении древних греков было металлическим. Гомер в «Илиаде» и в «Одиссее» именует его медным, но не исключено, что он имел в виду бронзу – сплав меди, обычно с оловом. Оружие, которым воины сражались под Троей, Гомер тоже именует медным, хотя медь – металл мягкий, для мечей и копий малопригоден, и греки того времени давно пользовались бронзой. Вероятно, великий аэд не стал вдаваться в технологические подробности, называя лишь главный элемент сплава. Не исключено, что такая же история произошла и с небом, и на самом деле оно в ранней античной Вселенной тоже было не медным, а бронзовым.
Кроме того, Гомер в «Одиссее» дважды упоминает железное небо, что навело некоторых легковерных комментаторов на мысль, что раннеантичное небо, возможно, и впрямь было сделано из железа{206}. Но это утверждение противоречит предыдущим словам Гомера, и представляется странным, что один и тот же автор, в рамках одной и той же поэмы, не определился со столь важным вопросом. Мы рискнем высказать на этот счет следующее предположение.
Медным небо у Гомера всегда называется в авторском тексте, а железным его считает лишь один герой поэмы: Эвмей говорит о женихах Пенелопы, «наглость которых, насилья к железному небу восходят»{207}. Но Эвмей – необразованный раб-свинопас, и опираться на его космологические познания было бы странно. Позднее железное небо упоминает и Одиссей{208}, чья точка зрения на строение Вселенной могла бы быть более весомой. Но Одиссей в то время мало интересовался космологией, его значительно больше занимала ситуация на родной Итаке, и он в разговоре о женихах попросту процитировал своего раба. Вопрос о том, из чего сделано небо, в тот момент волновал Одиссея в последнюю очередь, и строить на его случайных словах космологические выводы было бы весьма легкомысленно. Таким образом, железным небо являлось лишь с точки зрения Эвмея, мнением которого можно пренебречь. Поэтому есть основания считать небо древнегреческой Вселенной сделанным из бронзы – наиболее доступного, прочного и распространенного в те времена материала.
Несмотря на то что Уран-Небо находился с Геей-Землей в самой тесной супружеской связи, их разделяло некоторое расстояние. Для того чтобы небо не падало на Землю, его поддерживали специальные столбы. В «Одиссее» сообщается о титане Атланте…
…которому ведомы бездны
Моря всего и который надзор за столбами имеет:
Между землею и небом стоят они, их раздвигая{209}.
Некоторые авторы считали, что Атлант сам поддерживал небесный свод. Гесиод говорит:
Держит Атлант, принужденный к тому неизбежностью
мощной,
На голове и руках неустанных широкое небо
Там, где граница земли…{210}
Овидий в своем изложении греческих мифов утверждает, что Атлант в древности неба не поддерживал (на что оно опиралось в те далекие времена, он не сообщает). Согласно поэту, Атлант был царем окраинных западных земель и окрестного моря. При этом он ревниво охранял в своем саду золотые яблоки, которые, согласно предсказанию, должен был похитить сын Зевса. Это предсказание и подвело Атланта. Случилось так, что мимо его сада пролетал Персей, только что завладевший головой горгоны Медузы. Он попросил хозяина о гостеприимстве и не преминул похвастать, что приходится сыном Зевсу. На яблоки Персей не покушался, но Атлант вспомнил о предсказании, испугался и попытался силой выдворить непрошеного гостя, а тот воспользовался знаменитой головой Медузы.
С гору быв ростом, горой стал Атлант; волоса с бородою
Преобразились в леса, в хребты – его плечи и руки;
Что было раньше главой, то стало вершиною горной;
Сделался камнем костяк. Во всех частях увеличась,
Вырос в громадину он, – положили так боги, – и вместе
С бездной созвездий своих на нем упокоилось небо{211}.
Так или иначе, складывается впечатление, что небо, опиравшееся на некие столбы, на руки и голову титана или даже на гору, не могло находиться слишком далеко от земли. Но это впечатление рассеивается, как только античные авторы переходят к цифрам, хотя информацию они дают крайне противоречивую. Не исключено, что у краев земли небо действительно почти примыкало в ней, но в центре Вселенной оно поднималось на огромную высоту.
В «Илиаде» Гомер утверждает, что Гефест, сброшенный Зевсом с «небесного порога», летел до земли «весь день». Сам Гефест рассказывал:
Несся стремглав я весь день и тогда лишь, когда заходило
Солнце, на Лемнос упал; чуть-чуть только духу осталось{212}.
Древние греки, вероятно, и не задумывались над тем, какое именно расстояние пролетел злополучный бог, но сегодня его нетрудно вычислить, пользуясь третьим законом Кеплера. Физики считают[71], что падение бога может быть описано как частный случай движения спутника вокруг планеты по очень вытянутой эллиптической орбите, в пределе переходящей в прямую линию. Авторы настоящей книги не берут на себя смелость загружать читателей математическими формулами и предлагают поверить физикам. По их мнению, падение Гефеста (в случае, если оно длилось одни сутки) должно было происходить с высоты приблизительно в 100 000 километров (значимое сопротивление воздуха в этой ситуации возникает лишь в последние минуты, и его можно не учитывать). Если же принять, что под словами «весь день» имелся в виду световой день, или примерно 12 часов (что более вероятно), то расстояние до неба будет составлять около 67 000 км.
Гесиод приводит другие данные:
Если бы, медную взяв наковальню, метнуть ее с неба,
В девять дней и ночей до земли бы она долетела…{213}
При отсутствии сопротивления воздуха падение наковальни от падения бога ничем принципиально не отличается. Поэтому получается, что, с точки зрения автора «Теогонии», небо находится на значительно большем расстоянии от земли. В любом
