этом поклясться.
— Да знаешь куда засунь свою клятву… — судя по приблизившимся хрипам, Шипко сделал шаг ко мне.
— Не надо… — Шармазанашвили поднял руку, останавливая Панасыча. — Пусть Реутов говорит.
— Реутов не против говорить. Реутов очень хочет узнать, почему он здесь. Товарищ директор Школы Особого Назначения, ну объясните Вы, наконец, что случилось?! Откуда информация, что мы с Василием враги? — я перестал глумиться и начал говорить серьезно. Потому как ситуация яснее не становилась, а хотелось понимания.
— Слушатель Василий Зайцев был найден неподалёку от того места, где его видели в последний раз товарищи. В подворотне, со смертельными ранами на теле, — с абсолютно флегматичным выражением лица ответил Шармазанашвили.
Сдается мне, засмеялся я зря. Наверное, момент был не самый подходящий. Но честное слово, это вышло не специально. Просто сказанное директором Школы показалось мне шуткой. Хреновой и несмешной, но сто процентов шуткой.
— Реутов! — Шипко в два шага оказался рядом. Не знаю, разозлил его мой смех или напугал. Было не очень понятно. Просто лицо Панасыча напоминало своим цветом в данное мгновение перезревший помидор. — Ты совсем, етить-колотить?! Ты с ума сошел?! Ты что за представление тут?! Это же совсем?! Ну! В рот те дышло!
Учитывая, что разговаривать Шипко начал междометиями и бессмысленными фразами, подозреваю, в любом случае, он, как минимум, был сильно взволнован. Воспитатель грубо схватил меня за плечо и основательно тряхнул, приводя в чувство. А я прямо успокоиться не мог. Хотел, но не мог. В башке крутилась веселая карусель из мыслей, пытавшихся выстроиться в ряд, однако, ни черта у них, у этих мыслей, не выходило. Болтались в голове, словно пьяные вусмерть девки. Ко всему прочему, меня продолжало распирать от смеха. Как дурак стоял и давился хохотом.
Ну, потому что — бред же! Первостатейный бред! Какие, на хрен, раны? Какое, на хрен, тело? Кому вообще сдался Зайцев? Он ведь идиот!
Как назло, в этот момент перед глазами снова мелькнуло лицо Клячина и чертова ссадина. Потом сразу вспомнилось, что вернулся Николай Николаевич сильно задумчивым. Правда, если допустить, будто Василия грохнул все-таки он, вряд ли чекиста мучили угрызения совести. Я прекрасно видел, сколь сильно ему было плевать на подыхающую уличную шпану, когда они валялись во дворе бани. Так что, за Василия Николай Николаевич тоже страдать бы не стал. А значит, молчать Клячин мог по какой угодно причине. Но вот ссадина… Долбанная, блин, ссадина.
Черт… Даже если Зайцева убил Клячин… Чем это вредит мне? По идее — ничем. Наоборот — проблема решилась. Но присутствие в моей жизни людей, которые спокойно могут кого-то прирезать в подворотне, эту жизнь ни черта не украшает. А вот риск имеется весьма конкретный. Сегодня — Зайцев. Завтра — я. Сделаю что-нибудь не то. Или скажу. Или стану не нужен Бекетову. Я снова громко хохотнул.
— Реутов! — Шипко, который по-прежнему сжимал мое плечо, решил наверное, что нужны более действенные меры.
Он размахнулся, собираясь зарядить мне оплеуху. С какого-то перепуга подумал, похоже, что я нежная барышня, которую надо приводить в чувство пощёчиной. Да щас! Рука сержанта госбезопасности до своей цели не долетела. Я ее поймал. Руку, имею в виду. Резко перехватил запястье воспитателя, а затем крепко его сжал. Повернул голову к Панасычу, который от моей наглости охренел, и тихо, отчетливо выговаривая каждое слово, сказал:
— При всем уважении… Если Вы еще раз попробуете меня ударить, я Вам что-нибудь сломаю.
Лицо у Шипко вытянулось. Он открыл рот, но из его рта не вылетало ни слова. Только какой-то свист.
— Товарищ сержант государственной безопасности, отойдите от слушателя, — все таким же ублюдочно спокойным голосом приказал Шармазанашвили. — Он в порядке и вполне в состоянии говорить нормально. Вести себя тоже.
— Я в порядке… В каком-то херовом, но порядке, — повторил я за директором, глядя при этом в глаза воспитателю. Прямо переклинило меня, если честно. Нашли, блин, крайнего.
— Слушатель Реутов, Вам тоже советую отпустить Николая Панасовича, — интонации капитана стали чуть более жёсткими.
Я удивлённо посмотрел на свои пальцы, сжимающие запястье Шипко. Хрена себе… У чекиста даже рука мелко тряслась. Видимо, я слишком сильно ее сжал. Неожиданно… Ну, хоть какая-то сила начала проявляться в теле Реутова.
Отчего-то, именно в этот момент меня отпустило. Схлынуло странное состояние, которое появилось после новости о смерти Зайцева. Главное, я ведь не сказать, что сильно расстроился. Да и Васю мне не особо жаль. Больше нервировал факт возможного участия Клячина, из которого логически вытекает факт моего участия в мутных схемах Бекетова. Очевидно же, если старший майор госбезопасности так свободно велел Николаю Николаевичу «решить проблему», то схемы не просто мутные. Они чреваты последствиями.
— Извините… — я ослабил хватку, позволяя Панасычу убрать руку. — Но не за слова. За них отвечу, если возникнет необходимость. Никто не будет мне давать зуботычины по своей прихоти. Просто так. За нарушение субординации — признаю. Был неправ.
Шипко зыркнул на меня злым взглядом и отступил снова назад. Правда, еще в его взгляде я успел заметить что-то вроде уважения. Очень глубоко спрятанного, но тем не менее.
— И ты извини, Реутов… — тихо произнёс Панасыч за моей спиной. Так тихо, что директор Школы мог не расслышать его слов. — Но не за попытку поставить твои мозги на место. За то, что в следующий раз я не допущу такой оплошности. Хрен успеешь сообразить, голову оторву. Сопляк…
— Вы на полном серьёзе это сказали? Про Василия. Он действительно мертв? Его убили? — я, проигнорировав слова Шипко, будто и не слышал их вовсе, обратился к директору Школы.
— Похоже, что мы тут шуточками друг друга развлекаем? — Шармазанашвили с досадой покачал головой. — Да, все действительно серьёзно. И да, слушатель Зайцев мертв.
— Ну, вы тогда не по адресу… Откуда информация, будто мы с Василием не ладили? Бред… И никому я ничем не угрожал. Это — ложь. — Мое спокойствие, которое пришло на смену агрессии, в данной ситуации было лучшей тактикой.
— Неужели? — директор спросил меня, а посмотрел в сторону входной двери.
Не просто так, естественно, посмотрел. Вряд ли ему срочно понадобилось разглядывать дверь, которую он и без того сто раз видел. Причина интереса — новый участник нашей
