к нам Юра. — Вы остаетесь в машине.
— Но как же? — возмутилась я.
— Это не обсуждается. — строго сказал Юрик.
— Ладно. — буркнула я, и добавила. — Только я долго не выдержу.
Любимый одарил меня красноречивым взглядом и вышел из машины. Потянулось томительное ожидание. Танька ерзала, но молчала, понимая, что нервы у меня взвинчены до предела. Я же шарила глазами по освещенным окнам больничных палат и сквозь наползающие сумерки пыталась рассмотреть лица людей, проходящих мимо машины. На крыльце появился Юра, быстрым шагом подошел к «джипу» и распахнул дверь с моей стороны.
— Марьяна, выходи. А ты оставайся. — махнул он рукой на изготовившуюся Таньку.
Юра потянул меня за собой и на ходу заговорил.
— В журнале регистрации ее имени нет и вообще нет ни одной пациентки младше двадцати трех лет. Капитан Сербылев сейчас обрабатывает дежурного врача, чтобы тот проводил нас по всем палатам. Я побоялся, что не сразу узнаю Альку, ведь я видел ее только на пленке, так что пойдем все вместе.
В этот момент мы вошли в приемный покой, где молодой капитан беседовал с пожилым доктором. Доктор был явно недоволен и мы услышали конец его фразы.
— … да и завотделением сейчас здесь, он будет неприятно удивлен, что по палатам ходят посторонние.
Капитан оглянулся на нас и сказал врачу.
— Это мать пропавшей девочки.
Мужчина несколько секунд смотрел в мои больные умоляющие глаза и наконец буркнул.
— Идемте, я сам вас провожу.
Мы шли по больничному коридору и заглядывали во все женские палаты. Заходили в них только я и доктор, причем он делал вид, что пришел справиться о самочувствии пациенток. Так мы прошли примерно восемь палат, пока не остановились у двери с надписью БОКС № 1. Врач подергал дверь, она была заперта. В это время из соседней палаты вышла медсестра с металлическим подносом в руках, на котором были разложены лекарства.
— В боксе кто-нибудь лежит? — спросил ее доктор.
— Да, девочка молоденькая. Ее Валерий Андреевич забрал.
У меня екнуло сердце. Врач посмотрел в мою сторону и снова обратился к медсестре.
— Молоденькая — это сколько?
— Да совсем еще девчонка, лет пятнадцать, наверное.
— Они могут быть только в операционной. — повернулся к нам доктор.
— Быстро в операционную. — капитан даже схватил доктора за локоть, но тот не стал возмущаться, а ринулся вперед по коридору, показывая дорогу. Медсестра проводила нас удивленным взглядом.
Операционная располагалась в другом крыле, мы практически бежали, пугая прогуливающихся по коридору пациентов.
— Это там. — доктор на ходу протянул руку, показывая на большую двустворчатую дверь.
Но я смотрела не на дверь, а на женщину, которая при нашем приближении стала медленно подниматься с диванчика. Она узнала нас и пронзительно закричала: «Нет!!!». Потом метнулась к двери в операционную и загородила ее собой, широко расставив руки и продолжая кричать.
— Не пущу! Пошли все вон!
— Господи, это еще что такое? — опешил доктор.
— Это мы берем на себя. — коротко сказал капитан и кивнул Юре.
Они вдвоем оттащили Евгению Сергеевну от двери, что сделать было совсем не просто, потому что она отчаянно вырывалась, брыкалась и выла, брызгая слюной.
— Идите скорей! — крикнул капитан доктору.
Мы вдвоем ворвались в операционную и увидели врача и медсестру, которые испуганно таращились на нас поверх марлевых повязок. На операционном столе лежал мужчина и тоже смотрел на нас круглыми глазами. Я была очень возбуждена, но подумала, что этого мужчину я уже где-то видела, а в следующую секунду вспомнила полного одутловатого человека, который обеими руками бросал землю на гроб Максима.
— Николай Петрович, в чем дело?! — пришел в себя хирург. — Кто вам позволил врываться?!
— Да вот, Валерий Андреевич, понимаете… — залопотал наш проводник, а я осматривала операционную и с отчаянием думала, что и здесь нет Алины.
В комнату стремительно вошел капитан.
— Да что это такое? — снова попытался возмутиться хирург, но увидев раскрытые милицейские корочки, замолчал и как-то съежился.
— Ее здесь нет. — повернулась я к капитану и тут робкий доктор Николай Петрович неожиданно спросил.
— А кто на втором столе? — и показал рукой куда-то за спины хирурга и онемевшей медсестры.
Капитан обошел остолбеневших медиков и через секунду поманил меня рукой. Действительно, за их спинами стоял второй операционный стол, даже скорее его можно было назвать каталкой, а на ней лежала моя Алька. Бледненькая и с закрытыми глазами.
— Боже мой, что с ней! — крикнула я.
— Что с ней?! — рявкнул на хирурга капитан.
Валерий Андреевич испуганно вздрогнул и даже попытался загородиться руками, так свирепо смотрел на него милиционер. Но все-таки пробормотал.
— Ничего пока, просто ей дали наркоз.
В этот момент мужчина на первом операционном столе, пытавшийся хоть что-нибудь разглядеть в этой суматохе, тяжело, с тупым стуком уронил голову на голубую простынку и затих. У капитана Сербылева округлились глаза, а хирург поспешил с разъяснениями.
— Ничего страшного, ему тоже ввели наркоз, просто только что подействовало.
* * *
Уже сутки, как мы вернулись домой. Алька благополучно вышла из наркоза, но почти все время спала и отказывалась от еды. Я бродила по квартире, постоянно подходила к кровати, чтобы убедиться, что Алина дышит, и ждала прихода Юрика. Он звонил несколько раз, справлялся о самочувствии моем и девочки, но говорил, что приехать пока не может, так как должен получить полную информацию о нашем деле.
Я снова подошла к кровати и опустилась на краешек. Алина спала не спокойно, бледные веки ее подрагивали, глазные яблоки за ними бегали из стороны в сторону. Лицо осунулось, а нос слегка заострился. Я смотрела на дочку Максима и острая жалось сжимала мне сердце. Именно в этот момент, когда Алина была такой беспомощной я поняла, что даже родную дочь я не смогла бы любить сильнее, чем этого чужого ребенка. Хоть я и была ей неплохой мачехой, но с этого момента для меня время падчериц и мачех прошло. Начинается время дочек и матерей. И тут Алина открыла глаза, поводила сонным взглядом по комнате и увидела меня. Наверное с моего лица еще не совсем сошло выражение щемящей любви, потому что Алька порывисто обняла меня и прошептала в самое ухо.
— Мама.
Мы ревели минут десять, размазывая слезы по припухшим физиономиям и глупо при этом улыбаясь.
— А ты меня усыновишь официально? — неожиданно спросила Алина.
— Нет. — помотала я головой.
— Почему? — опешила девочка.
— Потому что я тебя официально удочерю. — и мы снова разревелись, крепко обнявшись.
Юрик пришел, когда мы собирались пить чай. Кое-что о своем заботливом друге я Алине рассказать успела, поэтому знакомство самых
